Перстень сирены, или Как убить ангела. Петербургский роман-метафора - стр. 24

– Клиническая идиотка! Гонимая! Да твоему отцу было плевать на тебя. И матери тоже. Им обоим было плевать на тебя, знаешь. Богемное отродье, навозные жуки, они продали мне твое трепье, детские платья и трусы, чтобы напиться в кайф. На помин души! – хрипло ору я на пороге, не оборачиваясь, и уже почти открыв дверь в элитное, безжизненно – холодное сияние холла. Он, как всегда пуст. Только слева едва слышно и мерно щелкает кабина лифта, и я торопливо отвечаю на короткий, вежливо – холодный кивок высокого человека, с ясными глазами цвета разогретого коньяка, в дорогом английском пальто светло – серого сукна. Мой сосед по площадке. А, тысяча чертей!.. Слышал ли он наши крики и понял ли что нибудь? Мне надо было кричать по – итальянски. Так проще. Этот язык мне почти родной. Я даже могу ругнуться на языке Данте… Так, слегка. Шутя.

***

– Моя любимая! Ну, что ты! Успокойся, что ты! – Я, дрожащими губами, приникаю к ее запястью, только что освобожденному от трубок капельницы. Она натягивает на себя плед.. Кушетка, кресло, зеркало в полстены, раковина в углу, цветы на подоконнике, жалюзи слегка обтрепанные, белые, чуть синеватые, как снег за окном. – Все. Все последняя капельница…

– Холодно. Я замерзла. И – голова кружится. Пить хочется. Чего то горячего. Она садится, медленно, с моей помощью, зябко трет плечи. – Ненавижу зиму. – Улыбается. Хрупкий палец очерчивает мою щеку, а я покорно ловлю его губами. Излишне покорно. Нежно. Чтобы показать – она не одна. Чтобы не отдать. Хотя вдвоем – горше…

– Non osare, regina… Сейчас домой… Сейчас, я только бумаги подпишу. – Опять клонюсь к ее запястью, и она терпеливо ждет, чтобы по сигналу красной лампочки внесли какую то папку- планшет, где отмечено, по латыни и по русски, что процедуры окончены, и это что то вклеивают в карту, а в открытую дверь едва уловим хлорамин, запах смерти… Карта у меня в руках… Как и чек об оплате процедуры, палаты, чего то еще.. Кажется, стакана какао.

Лестница. Полукружье. Она не захотела ждать лифта.

– Горушка, я просто там упаду. И все закрыто. Мне бы подышать. Продышать.

..Спускаемся. Так медленно, что проходит полчаса. В стеклянную крутящуюся беспрерывно, дверь вестибюля с абстрактной живописью на стенах видна змеистая вереница машин, такси, коробов микроавтобусов и скорых с сиренами. Постоянно шумит грузовой лифт, но никого – ни носилок, ни больных, ни колясок.. Все призрачно. Их везут какими то другими коридорами. В бесплатные отделения. Где нет кушеток, зеркал, жалюзи на окнах.. А что есть? Решетки на окнах. Простыни в дырах, со штампами хозблока, с пятнами крови. Кровь – не отстирывается, штампы – серы, едва видны..