Перстень сирены, или Как убить ангела. Петербургский роман-метафора - стр. 23
– Смотри на меня, идиотка! – ору я, срываясь на яростный, до огня в горле, сип, наводя на нее цифровик, а потом бросая его в кресло и хватая камеру, с этими светящимися глазками, миганиями, усмешками скрытых функций…
– Чего опять смотришь в угол? Что там увидела? Призрак оперы?! – я кривлю губы усмешкой… Потом подхожу к ней.. молча врываюсь, яростно раздвигая бедра.. Как два ненасытных зверя, в поцелуе мы – не сливаемся, а почти кусаем друг друга… Она, как зверок, прикусывая нижнюю губу и облизывая кровь, царапает мое левое плечо, дышит яростно, прищуриваясь, отодвигаясь, сопротивляясь моему захвату.
– Уйди! Зверь! – Камера, автоматически мигая, щелкает и шипит. Серия снята. Я только сейчас соображаю, что – снята… И самый резкий кадр, я почти валю ее на стекло, она яростно изгибается, как дикий мангуст, ласка, змея, ползущая по раскаленному песку и со всей силы, упершись головой в мой живот, хрипит, надрывно, плюя на пол:
– Уйди, скотина. Я больше не дам тебе вышвырнуть меня в окно. Катись к Эффи, издевайся над ней, если позволит!
– Позволит. Давно ждет. Ей нравится. – Я дерзко скалюсь, в натянутой гримасе расползаются углы щек до боли, как прорезиненные.– Не сомневайся, дура, истеричка! В этом – не сомневайся.
– Она просто не лежала на асфальте с разбитой головой и сломанными руками. И ее не выворачивало от таблеток, и ноги не пухли от ремней, и она не срала под себя жидким и вонючим, сутками, воя на кровати. И дерьмо ее есть не заставляли.. Эффи – балерина в тюрбане. Скрытая наркоманка, продажная тварь, но – балерина. А я только твоя мармозетка18, ручная до визга Алиса. – Она высовывает язык. Прыгаю по первому зову, без бубна пляшу. Так и хочется разодрать тебя до кости, до остова…
– Раздирай! – я насмешливо смотрю на нее, худую, верткую змейку с острыми лопатками. Ангел в зачатке. С непрорезавшимися крыльями. – Ты так ревнуешь, милая? – Застегиваю пояс на джинсах, беру в руки камеру – смотрю сохраненное. – Отлично! Мне нравится. Мне всегда нравились сильные эмоции. —залпом выпиваю что то мутное в бокале, на столике, выворачиваю рукава джинсовки, свитера:
– Я пойду, пройдусь. Мне надо показать кое – кому, кое – что.. А ты.. – брезгливо морщусь – вонючая Ева, прибери здесь и найди хоть одну чистую чашку. Или – простыню. Мне надоело спать на рванье!
Я иду через арку, к дверям, и мне в спину летит бокал, вилка, тарелка и слышится хриплое, надсадное шипение:
– Мразь.. Ты мразь и ничего больше.. Зачем ты тогда сказал моему отцу, что я умерла?! Зачем? Ты боялся, что он посадит тебя в тюрьму, если узнает правду, да?