Пересечение - стр. 17
За спинами встречающих стоял он. Обнимаясь с дядей, самый высокий из наших упирался ему лбом в грудину. Не только ростом дядя выделялся среди сородичей, но и зелеными глазами, и темно-русыми волосами, и рыжеватой щетиной на худом и скуластом лице, и грандиозной мышечной архитектурой.
Мы трое стояли поодаль, ожидая, когда все расцелуют дядю, наобнимают.
Но тут он сам нас приметил, спешно доцеловал тетушек, племянниц, зятьев, дедушку, грудничков и двинул в нашу сторону. Толпа расступилась, дядя прошел по коридору распаленных его приездом людей с застывшими на лицах глупыми улыбками и встал перед нами.
Выше нас на две головы, дядя стоял на фоне плывущих облаков.
– Во что играете? – спросил великан, метнул палец кверху и насадил на него проплывающее облачко.
С неясным выражением лица оглядывал он наш нехитрый инвентарь.
– Обычно в лапту, – ответил я, оглядев братьев.
– Лапта – для педиков ботва, – сложил дядя стих. – Нормальные пацаны в футбол играют. Это я понимаю – игра! А что ваша лапта?! Херота ваша лапта, – еще раз срифмовал дядя.
Мы молчали и глядели себе под ноги, как нашкодившие малыши. Стыд охватил нас. Как и всякий стыд, этот прихватил за собой еще один стыд: вдруг стало стыдно, что у меня волосы на лобке, что я думаю о девушках и от этих мыслей постыдно удлиняется часть тела и что мучительно приходится искать уединения, чтобы ослабить это напряжение и вернуть орган в прежнее, менее беспокойное состояние.
– Ладно, сейчас за стол пойдем, потом поговорим.
Дядя повернулся и, уже обращаясь к блаженно улыбающимся родственникам, воскликнул:
– Я так и не понял, в этом доме кормят или нет?!
И засмеялся громко и радостно, как смеются все большие и сильные люди.
Ели шумно.
Можно было и с закрытыми глазами, только лишь ориентируясь по звукам, угадать, кто и что ест. За стуком приборов о посуду слышалось тяжелое сопение деда Сергея над густым мясным супом, будто не ел он, а тащил ведра с раствором в гору. Тетя Мариэтта причмокивала да обсасывала мозговую косточку с такой страстью, что казалось, будто рядом разгорается оргия. На полой косточке, оставленной теткой на тарелке, можно было исполнять как на свирели. Дядя Саша, имея на мизинце заботливо отращенный ноготь, цокая, вычищал им, пока ждал подачи новых блюд, мясные волокна из тесных зубных щелей. Щелканье челюстного сустава выдавало моего отца, даже если он ел в соседней комнате. Сестра Надя, то ли начитавшись французских романов, то ли насмотревшись советских фильмов, в которых дети пролетариев усердно изображали трапезничавшую аристократию, умудрялась небольшой кусок мяса разрезать на пару десятков кусочков, отчего приборы непрестанно скользили, звенели и стучали о тарелку. Самое поразительное, что, даже отправляя в рот эти микроскопические дольки еды, Надя умудрялась поперхнуться и продолжительно потом откашливаться.