Передвижники. Художники-передвижники и самые важные картины конца XIX – начала XX века. 150 лет с момента основания Товарищества - стр. 15

Тучи сгущаются не только на картине «Рожь». В жизни Саврасова наступает пора затяжного ненастья, в котором не видно просвета. Начинается творческий спад, разлад и раздрай – душевный и физический. Соврасов срывается в долгие запои. Уходит жена. Как говорят искусствоведы, поздние работы, с одной стороны, отличает живописная экспрессия, но с другой – все больше заметна утрата мастерства.

Прогулы и запои академика долго терпят в училище живописи, но в конце концов он будет уволен с должности, съедет с казенной квартиры и до конца жизни будет скитаться по углам. Дочь Вера потом напишет, что отец даже не хотел учить ее рисовать – был уверен, что художники обречены на полуголодное существование.

Академик и лучший пейзажист России теперь живет копеечными заказами. Когда-то в детстве он начинал с картинок для продажи на рынке – и на склоне лет возвращается к тому же: торгует этюдами по два рубля за штуку.

В «Селе Волынском» мы видим стриженые ветлы, которые устремляют к небу свои голые веточки, вырастающие из монументальных стволов. И этот ряд деревьев рождает некий ритм. «Село Волынское» будто написано другим Саврасовым – менее уверенна рука, меньше четкости рисунка, небрежнее написан и фон, и детали. Эту и другие картины последнего десятилетье жизни художника искусствоведы определяют термином «пьяный Саврасов». К проблемам с алкоголем присоединяется еще и постепенная потеря зрения. Клубок жизненных неурядиц окончательно запутывается, художник опускается все безнадежнее.

Поздние работы – все небольшого формата: такие можно написать быстро, чтобы тут же обменять на обед или штоф водки. Обреченность появляется и в жизни, и в картинах.

Саврасов начинает тиражировать прежние работы, чаще всего главный хит – «Грачей». Причем делает авторские копии все более размашисто и неточно. То вдруг березы из серебристых становятся розовыми, то небо превращается из голубого в зеленое. Трудно представить, сколько раз он писал одну и ту же вещь, просто чтобы не умереть с голоду.

На московских улицах Левитан видит его одетым в старушечью кацавейку и лохмотья, Гиляровский встречает Саврасова с бородой «библейского пророка», в рваных ботинках и заношенной шляпе. «Совсем старик спился… Жаль беднягу, – пишет он. – Оденешь его – опять пропьет все. Квартиру предлагал нанять – а он свое: «Никаких!» – рассердится и уйдет». Новая семья художника – гражданская жена и двое детей – живет впроголодь. «Этот больной человек вынужден жить с женой и двумя малолетними детьми в обстановке столь жалкой, которая едва ли удовлетворила бы самого непритязательного ремесленника, вынужден подвергаться самым крупным лишениям». Друзьям удается несколько раз вытащить Соврасова с самого дна. Говорят даже, что художник в последние годы все же сумел взять себя в руки и бросил пить.