Пенелопа - стр. 26
Форель оказалась сочной, шампанское сухим, кофе явно сваренным на песке, а коньяк настоящим марочным, без намека на подделку.
– Пенелопа, – сказал Эдгар-Гарегин, когда его ублаготворенная сотрапезница лениво отщипнула от объемистой виноградной грозди очередную изящную, длинную, вполне еще упругую ягодку и примеривалась, отправить ли ее в рот немедля или повременить, покрутить для вящего эффекта в гибких своих, тонких пальцах с безукоризненными ногтями. – Пенелопа, выходи за меня замуж.
– Замуж? – натурально удивилась Пенелопа. – Но ты ведь женат.
– Пенелопа, – укоризненно покачал головой владелец “Мерседеса”. – Она здесь, я там. Я с ней уже сто лет не живу. Не притворяйся, что ты этого не знаешь.
Если б не выпитое шампанское, долитое коньяком, Пенелопа все же не преминула бы попритворяться еще хоть чуточку, с мужчинами надо держать ухо востро, но теперь ее разморило, изображать неведенье или недоумение было лень, и она только полюбопытствовала:
– А со мной ты тоже собираешься создавать аналогичную семью? Ты там, я здесь.
– Ты лишь скажи “да”, – с неожиданной и оттого еще более нелепой страстью в голосе бухнул Эдгар-Гарегин, – я за два дня оформлю развод, брак и увезу тебя с собой. Чем ты тут занимаешься? Выламываешься целый день за гроши? А там у меня солидное дело. Корпорация, можно сказать. Квартира, машина, самолет. Захочешь – гуляй себе на воле.
– На волю, в пампасы! – энергически уточнила Пенелопа.
– А не захочешь, я и тебе работу найду. Работы хватает. Поехали, Пенелопа! Скажи “да”.
– Нет, – сказала Пенелопа.
– Почему?
– Почему?
– Да, почему?
– Ну… – Пенелопа поискала слова, но ничего подходящего не подворачивалось. Конечно, можно бы начать с того, что на просьбу сказать “да”, она всегда отвечает “нет” и наоборот, но это как-то несолидно…
– Поезд ушел, – выпалила она неожиданно для себя и отчаянно покраснела. Вечно одно и то же, как наступит момент, когда следует произнести слова величавые и мудрые – бумс! – с языка непременно срывается какой-нибудь штамп, нечто донельзя заезженное и затасканное. И ушедший поезд сразу представился ей грязным, разбитым, ну совершенно советским составом из одних плацкартных вагонов с рассохшимися окнами, дребезжащими площадками, треснувшими стеклами, ржавым мокрым бельем и сонными проводницами, одетыми в разномастные юбки и кофточки. Света в поезде, естественно, нет, дверные замки сломаны, и всю ночь, вместо того чтобы спать, лежишь и трясешься, что кто-то вломится в купе… какое купе? Плацкарт же! Неважно – все равно вломится, схватит и увезет куда-нибудь в Калининград, Кенигсберг, к могиле зануды Канта, на берег противной, холодной, серой лужи, именуемой Балтийским морем…