Пехотинцы. Новые интервью - стр. 5
Где-то часов в 16 появилась армада самолетов, причем шли в несколько ярусов в направлении Сталинграда. Началась бомбежка города. Мы прекрасно знали, что в Сталинграде находится, помимо самого местного населения, большое количество эвакуированных с Украины и даже из Ленинграда. И мы, находясь в районе Большой Россошки, это примерно в 45 километрах восточнее Сталинграда, наблюдали эту бомбежку и клубы горящей нефти, черного дыма, поднимавшиеся на несколько километров в небо. Стояла чудесная светлая погода, жаркий день, август, ночью – сплошное зарево над Сталинградом.
Вот много говорят о приказе 227. Я немножко возвращусь назад и скажу о заградотрядах. Мы их не видели. Для нас заградотрядом был горящий Сталинград или те деревни, те станицы, которые мы оставляли. И плачущие люди – вот для нас что было заградотрядом.
Приказ вышел 27–28 июля и где-то в эти же дни был зачитан нам. Мы, курсанты, его восприняли как лекарство от постоянных отступлений. Нам надоело отходить, мы бьем немцев и вдруг отходим. Как же так? Ну приказ, в конце концов, ставит преграду этому, значит, наш отход прекратится. И тем не менее отходы продолжались, были разговоры о том, что приказ очень строгий, было создано большое количество заградотрядов, всё это так. Но дело в том, что нужно было прекратить ту панику, которой были охвачены практически все части. Тем более, не дай бог, если они поучаствовали в Харьковской операции. Они настолько были напуганы не только пехотой, танками, авиацией, просто при одном слове «немец»… Не только танки, не только обход, окружение, а просто «немец» – уже готовы были бежать. И приказ этот ставил всё на свое место. Кстати говоря, на Сталинградском, Донском, Юго-Западном фронтах было организовано несколько десятков заградотрядов. Их действия я ни разу не видел. Задержали они, эти отряды, более 130 000 бежавших из своих частей солдат, красноармейцев и командиров. Причем всего было расстреляно, по данным НКВД, которые были опубликованы, 1200 человек. По приговору трибунала или паникеров на поле боя – 1200 человек. Более 130 000 были направлены вновь в войска. Целая армия бежала, а они были вновь возвращены.
У вас в полку перебежчиков не было?
Вот вспомнил один случай. Немцы над нашими позициями бросали листовки с пропуском – нарисовано окружение, выход и написано: «Сталинские дьяволята, бейте своих командиров, сдавайтесь, не то вы будете все уничтожены». И в один из дней находились наши позиции друг от друга в метрах трехстах. Вдруг немцы объявляют в громкоговоритель: «Смотрите, что с вами будет, если вы не сдадитесь». Смотрим, выводят на бруствер полураздетых пять человек и расстреливают на наших глазах. Ну здесь без команды мы открыли из винтовок и ПТР огонь… Я, во всяком случае на своей родине, не знаю, чтобы кто-то перешел к немцам. Дело другое, что при отходе многие приставали к другим частям, потому что настолько плохое было управление войсками, настолько плохо был организован отход на очередные рубежи, что перемешивание частей было страшнейшее. Больше того, скажу, что вот я, как командир роты, не имел топографической карты. Представьте себе, вести бой, не имея топографической карты, не зная, куда ты… Говорят: «Будешь отходить на восток», – и дают ориентиры. Иногда командир батальона на листике рисовал схему.