Пехотинцы. Новые интервью - стр. 2

Училище самостоятельно не воевало, а, как правило, раздавалось побатальонно, дивизиям первого эшелона 62-й армии. Мы выполняли роль арьергардов отступающих к Дону частей. Нас оставляли, как правило, на широком фронте. Мы целую ночь вели неприцельный огонь, чтобы обозначить рубеж обороны, показать, что оборона жива. А к утру отходили на очередной рубеж под бомбежкой авиации и под нажимом пехоты и танков противника. И так продолжалось почти еженощно и ежедневно. Иногда приходилось отходить буквально по сожженным, может быть, и нашими солдатами, и немцами, созревшим хлебам пшеницы. И вот, когда это всё горело, в этом дыму, пламени, выходили мы буквально как негры – черные от копоти и пыли, в прожженной одежде. Это страшно. Еще страшнее было смотреть старикам, женщинам, детям в глаза, а мы отходили, еще раз повторяю, последние. Прямо говорили: «Сынки, вы нас бросаете на поругание немцам». Эти упреки выслушивать – буквально слезы на глаза наворачивались. Но ничем мы не могли действительно остановить немцев.

Но если вначале противник продвигался на 10 километров, то в конце концов дело дошло до двух-трех километров в сутки. Тем не менее на нас давило: «Ну почему мы всё время отходим?» Казалось бы, мы отразили атаку немцев, нанесли им большие потери, подбили несколько танков, их атака захлебнулась, рубеж мы удержали. И вдруг приказ отходить. Иногда мы оставляли хорошо подготовленный в инженерном отношении рубеж, а отходили на три-пять километров на восток, в чистое поле, где малыми лопатами долбили буквально каменную сталинградскую землю, для того чтобы выкопать окоп хотя бы для стрельбы с колена, чтобы хотя бы какое-то укрытие было от авиации. Причем авиация противника была главным бичом, она буквально издевалась над всем живым, что попадало в её поле зрения. Обычно самолеты делали три захода. Первый – бомбили изрядно, второй заход – вели огонь из пулеметов и пушек по позиции и третий заход – просто снижались буквально до высоты нескольких метров. Ходили чуть ли не по головам, с ревом носясь над нашими позициями, морально подавляя звуком сирен, прижимая всех к земле. Были такие случаи, что они бросали вместо бомб колеса тракторов или комбайнов, бочки из-под горючего с пробитыми дырами. И эта масса летит с большой высоты, издает ужасающий звук, который буквально в землю вжимает. Ты ждешь необычайного какого-то взрыва, потому что звук сильно отличается от падения обычной бомбы, и вдруг падает колесо или бочка.

Нужно сказать, что у немцев очень хорошо было поставлено взаимодействие пехоты с авиацией, артиллерией и танками. Даже батальон немецкий мог в случае неудачной атаки на наши позиции вызывать эскадрилью самолетов, которая бомбила нас. Затем шел обстрел артиллерии, и затем повторялась атака с танками и пехотой. И вот отразим эти атаки, удержим позицию… А потом отходить на очередные рубежи очень обидно. Мы-то из окопов не видели обстановки. Почему нас отводят назад? А оказывается, на флангах 62-й армии немцы сосредоточили большие группировки своих войск и в конце концов окружили части 62-й армии в большой излучине Дона. Где-то к 10 августа они окружили шесть дивизий, то есть все дивизии первого эшелона 62-й армии на восточном берегу, и раздробили на мелкие группы. И вот эти мелкие группы или попали в плен, или были уничтожены. Немногим удалось выйти на восточный берег Дона. В частности, командир 35-й гвардейской дивизии Глазков вывел за Дон 120 человек.