Педагогика угнетенных - стр. 9

До самой смерти Фрейре смело осуждал позицию неолибералов, которые пропагандируют ложную концепцию «конца истории» и конца классового деления. В противовес идее о том, что общество достигло конечной точки своей эволюции и это лишает историю ее смысла, Фрейре всегда воспринимал историю как существующие обстоятельства улучшения человека, которое открывает возможности для лучшего будущего за счет осознания того факта, что «история – это время, полное возможностей, которое не подчиняется непреложным установкам, что будущее противоречиво, а не предрешено заранее, как считают фаталисты»[12]. Точно так же Фрейре беспрестанно отрицал любые ложные заявления об окончании классовой борьбы. При том, что он вновь и вновь пересматривал предложенные им ранее варианты классового анализа, он никогда не отвергал понятие «класс» и не отрицал важность этой теоретической категории для поиска лучшего понимания условий угнетения. Во время долгой беседы, которая состоялась между нами во время его последней поездки в Нью-Йорк (в сущности, это был последний раз, когда нам довелось поработать вместе), он в очередной раз сказал, что, хотя нельзя все свести к классовому делению, оно остается важным фактором, влияющим на понимание множественных форм угнетения. И хотя постструктуралисты, вероятно, жаждут провозгласить конец классового анализа, они не берут в расчет те ужасающие условия человеческого существования, которые, по рассказам Фрейре, заставили семью, жившую на Северо-Востоке Бразилии, рыться на свалке и собирать «куски чьей-то ампутированной груди, из которых они приготовили свой воскресный обед»[13].

Несмотря на то что судьба подарила мне возможность непрерывно сотрудничать с Паулу на протяжении шестнадцати лет (вначале – переводя его книги на английский, а позже – работая вместе с ним над другими трудами), и хотя я столько раз читал и перечитывал «Педагогику угнетенных», с каждым новым прочтением этой книги я углубляю свое понимание современного мира – мира, страдающего от сфабрикованных войн, растущей нищеты и вопиющей жадности. Не впадая в ложную скромность, скажу: я всегда полагал, что понимаю основные идеи Фрейре, тонкости и нюансы, которыми характеризуется «Педагогика угнетенных». Но я не был способен полностью ухватить всю сложность и многослойность философии Фрейре до тех пор, пока не посетил Морру-ду-Сауди, захудалый район на окраине города Ресифи на Северо-Востоке Бразилии.

Как я уже упоминал, Фрейре и его семья переехали туда после серьезнейшего экономического кризиса 1930-х годов, который бесцеремонно вырвал среднеклассовый коврик из-под ног его семьи. По мере того как экономическая ситуация ухудшалась, члены семьи Фрейре потеряли возможность оплачивать жилье в Ресифи и переехали в скромный домик в Морру-ду-Сауди, где и нашли приют Паулу, его братья и сестры, родители и другие близкие родственники. Я сразу увидел «Педагогику угнетенных» в другом измерении и по-новому осознал ее смысл. Войдя в их скромный дом с маленькими темными комнатами – ванной не было, а кое-где отсутствовал и потолок, – я в более широком контексте представил себе те травмирующие факторы, действие которых должен был испытать Фрейре, лицом к лицу столкнувшись с новой формой обучения под названием «жизнь» – жизнь, которую создала и упрочила жестокая система, безжалостно оттеснившая миллионы бразильцев в категорию полуграждан и полулюдей. Я также прогулялся по берегу пересыхающей реки, где Фрейре и его друзья когда-то купались рядом с женщинами из округи, ежедневно стиравшими там белье. Единственным полотенцем, которым Фрейре мог вытереть тело, было солнце.