Павшие идеалы - стр. 7
И половину дня и почти до самого вечера занимается своим неотложным делом. Так и строчит, заполняя нужные графы, как настоящий писарь по бумаге.
От авторучки только тянутся синие следы, повторяя блуждания его пера по разлинованным строчкам.
Что ни говори, а все вокруг видят:
– Не занимать ему, на самом деле, отваги, когда добивается изменения общественной среды!
Жаль, с каждою заполненной от начала и до конца, страницей текста, всё меньше прыти остаётся у автора.
Уже и сами пальцы стали сокращать в тексте всё то, что мозг придумывал в мгновения творческого наития, посвящённого благой цели:
– Дать всем улицам в селе-посёлке новые названия!
Не то, что его друг и приятель Ерёма Горобец.
Тот не сдержал класса и формы на своём пути стать первооткрывателем нового географического названия. Как ни старался, но так и не смог быть до конца не сгибаемым на том канцелярском пути.
Второй листок своего опуса, как только ни морщил лоб, сократил так, что не похожим тот стал на свою первооснову:
– Длиннот лишён, короче смысл и слог.
А на третьем экземпляре заявления уже и половины нет того, что придумывал в минуты вдохновения, мечтая добиться движения трамваев по будущей улице «Магистральной»!
Что уже тут говорить про листы с четвёртого по пятый?
Только и Фома Оглоблин стал уставать.
То и дело он принимался отдыхать. При этом, как когда-то в классе, то и дело заглядывал через плечо приятеля.
И не просто так:
– А чтобы опыт перенять.
И у него страницы стали сокращаться, как шагреневая кожа в романе классика французской литературы.
Короче говоря, свои писания оба друга так сократили, что, в конце концов, иссякло всё первичное желание исправить недоделки их далёких предков, только и знавших школу и труд.
В конце своего упорного противостояния с авторучкой и бумагой, Ерёма Горобец про магистраль уже и не упоминал.
А когда совсем устал водить пером, то сам на себя наложил окончательную резолюцию:
– Не нужно перемен. Прошу простить за беспокойство!
Зато Фома Никитович по сокращеньям далеко и основательно превзошёл своего невольного наставника.
Ещё тот, оказался он мастер.
По букве улицам оставил «на развод». А для пущей убедительности взял цветной фломастер и уверенно, как художник на холсте:
– Даже текущий год и тот вывел в сокращении!
Только, надо же было такому случиться, что именно с этой датой, что уводила тонкого исследователя в глубину веков ещё до нашей образованной эры, да к тому же с заглавными буквами, вместо наименований будущих улиц, его заявление и попало в нужные руки.
В те самые высокие сферы дошло, где никого и никогда не боялись, зато сами могли напугать кого угодно!