Паутина судьбы - стр. 15
– Я бы так никогда не сумел, – чтобы загладить дерзость, сказал Морхинин.
– Значит, ты все-таки и стишками балуешься, а не только молодым телкам глазки строишь, хрычуга. Сколько тебе уже накапало? Тридцать пять есть?
– Ровно на семь лет больше, – честно признался Морхинин.
– Обалдеть, как ты молодо выглядишь. А ну читай свое мусорье, юный стихотворец. Приятно полюбоваться на графоманские потуги.
– Я стесняюсь.
– Говорю, читай. Не то Юльку разбужу и в грехе блудном сознаюсь.
– Да я свои стихи плохо помню. Пишу, когда делать нечего. Про весну можно?
– Валяй.
Не найдя в приуставшей памяти ничего лучшего, Морхинин тяжело вздохнул, удивляясь в душе вечным недоразумениям своей жизни, и шепотом прочитал:
Кристина приподнялась на локте. Она с любопытством разглядывала во мраке случайного любовника.
– Вот тебе и пинг-понг, – сказала она. – Такое выжмут немногие. А еще? Читай, бас-контрабас!
– Дай подремать. Завтра голоса не будет на хлеб заработать.
Незаметно для себя Морхинин заснул. Баблинская бледным пятном скользнула к двери и скрылась. Шла Рождественская ночь. Ангел Валерьяна укоризненно качал головой в золотистом нимбе над грешным телом своего подопечного и надеялся, что за пение предстоящей литургии – как всегда, искреннее и старательное – что-нибудь ему, может быть, и простится.
В восемь утра рявкнул бульдогом модный будильник. Юля заглянула к Морхинину:
– Валерьян Александрович, пора.
– Да-да, спасибо, Юлечка, – бормотал Морхинин, вставая.
Чувствовал он себя скверно, будто набрался вчера за праздничным столом.
– Братья и сестры, я не в силах везти вас на колесах, – заявила Баблинская, зевая и даже эту не слишком эстетичную гримасу делая очаровательной. – Давайте дуйте на метро или возьмите халтурщика. Пойте, дорогие мои, во славу Божию. Валерьян Александрович, ваше присутствие произвело на меня самое благотворное действие, – Кристина хитро подмигнула ему черным припухшим глазом. – Жду в ближайшие дни со стихами… – произнесла она размазанными, будто окровавленными губами.
Пока ехали на метро, Юля неожиданно рассказала Морхинину совсем неподходящую к празднику скабрезную историю.
Заключалась она в следующем. После развода с мужем Кристина завела любовника. Молодого, смазливого, похотливого журналиста. На вечеринке, не зная о его отношениях с сестрой, Юля познакомилась с этим пьянчужкой. Пили много, танцевали до упаду, и к концу ночи Юля поддалась настойчивости проходимца. («Благонравная церковная овечка», – ревниво возмутился в душе Морхинин.)