Pasternak - стр. 31
– Видимо, ночью шёл. Оврага не заметил, упал да на корень напоролся. – Дедушка легко сбежал вниз, Василёк следом за ним. – Мучался перед смертью: весь перекрученный. – Дедушка пошевелил мумию носком кирзового сапога и поднял ружьё. – Послевоенная “тулка”. – Оглядел стволы, покрытые рыжим бархатом ржавчины. – Видишь, они не спаяны между собой, а скреплены муфтами. Правый ствол со сверловкой – цилиндр, левый – чок. Ложа полупистолетная, из бука. Такие до пятьдесят шестого года производили…
Он попытался вынуть патроны. Ружьё треснуло в руках, как сломавшаяся ветка. Картонные гильзы давно размокли и сгнили. Из стволов выпали только латунные капсюли. Дедушка подобрал один, осмотрел.
– В воздух стрелял, надеялся, что на помощь придут. Только кто здесь услышит. А если и услышит – добраться сюда сложно. Да. Отомстилось ему за говно.
Выбрались наверх. Дедушка костёр развел за домом. Поставили котелок с кашей.
– Вечереет, – дедушка на небо посмотрел, – назад не пойдём сегодня, здесь заночуем.
Василёк никогда ещё в лесу не ночевал. Интересно. На огонь смотрел. Палочкой кашу помешивал, потом угли ворошил. Тетрадь было раскрыл – скучно показалось. Хотел в огонь бросить, да дедушка попросил вслух ему почитать.
Василёк начал откуда-то с середины.
Василёк бросил читать. На всякий случай спросил:
– Про мертвеца стих?
– А ты сам подумай, – ответил дедушка.
Из котелка на прогоревшие угли плеснуло выкипевшей водой, они тихо зашипели, вспыхнули красными бусинками. Дедушка положил тетрадь на угли. Бумага быстро покрылась коричневыми пятнами, языки пламени проткнули её насквозь, разбежались, охватывая со всех сторон. Костёр снова ожил.
– Там про труп написано было, – сказал, наконец, дедушка. – Человек, который приходил, знал о своей смерти и потому завещание по себе оставил: говно и трупные стихи.
Стемнело, тучи набежали, дождь мелкий стал накрапывать. Решили в доме Тригория на ночлег устроиться – всё не под открытым небом. Веток на пол постелили, чтоб не жёстко лежать было. Разговор прежний, от самого костра тянулся.
– Ты суть души не совсем верно понимаешь, – говорил Васильку дедушка.
– Почему? Ты сам так объяснял. В мертвеце остатки души сохранились. Сама душа уже в Раю. Я так думаю: она после смерти вроде улья, который на другую пасеку, то есть в Рай, перенесли. А в мертвеце как бы одна пчёлка-душа задержалась, а потом всё равно со своим ульем соединилась. А в трупе совсем души нет, потому он и труп.