Pasternak - стр. 33
– До твоего появления зеркало – обычный кусок стекла, покрытый с одной стороны амальгамой, неспособный думать. Ты в него смотришь, появляется отражение, тоже неспособное думать. Вместо него это делаешь ты и как бы из любви, – дедушка особо выделил это слово, – это своё отражение живым считаешь, собой называешь, потому что оно – действительно ты. И в этот момент ты думаешь исключительно о нём, иначе зачем к зеркалу подходил? Может, прыщик выдавить или, постарше станешь, побриться. Потом по делам пойдёшь. Так и душа: об ином вспомнит – и отражение исчезнет.
– Отчего душа решает, что хватит ей в зеркало смотреться и в Рай пора возвращаться?
Дедушка опять задумался.
– По-настоящему, Вася, душа никуда из Рая и не девается. Она там постоянно находится.
У Василька от непонимания голова кружилась.
– Но она знает, что с её уходом отражение умирает?
В дедушкином голосе слышалась ласковая насмешка:
– Как думаешь, почему тебя всякий раз такие мысли не преследуют, когда ты от зеркала отходишь, а? Потому что знаешь, что в тебе заложен бесконечный запас отражений!
– Ну, это пока не умру, – угрюмо сказал Василёк.
– Представь, что ты бессмертный.
– А вдруг зеркал не будет, – не сдавался Василёк.
– Даже если их не будет, повлияет ли это каким-нибудь образом на твою возможность отражаться в зеркалах?
Знал же Василёк, что дедушку не переспорить.
– Хорошо. Душа знает, что с её уходом отражение… исчезает?
– Конечно.
– И разве ей не становится его жалко?
– Кто оно такое, чтоб его жалеть! – Дедушка даже фыркнул. – Отражение!
– Как кто, это же я! – вскрикнул Василёк.
– “Я” – в первую очередь тот, который в зеркало посмотрел, а не тот, кто в нём отразился. С тобой настоящим, то есть с душой, ничегошеньки не произошло и произойти не может, пускай хоть все зеркала пропадут. И главного не забывай. – Дедушка лукаво помолчал. – На самом деле никаких зеркал нет. Это мы с тобой в начале разговора придумали, чтобы понятнее было. Не так всё просто.
Ночью Василёк проснулся. Показалось, дедушка во сне что-то говорил. Василёк начал вслушиваться. Слова оказались дождевым накрапом и ветром.
– Не спится, Вася? – спросил вдруг со своего места дедушка.
– Ходил кто-то возле дома, – соврал Василёк. – Я спросить хотел. Почему труп в овраге за столько лет не сгнил? И звери его не тронули?
Дедушка будто ждал этого вопроса.
– В тетради всё дело. Трупный стих вместо души слабую нежизнь в трупе поддерживал. Вот зверь и боялся, стороной его обходил. Я потому и сжёг тетрадь эту поганую сразу. Можешь пойти к овражку, думаю, там уже ничего не осталось.