Парабеллум. СССР, XXII век. Война в космосе (сборник) - стр. 1

Теряя скорость, самолет прокатился по взлетно-посадочной, заложил под конец крутой поворот и вырулил к ангару.

Полковник Лунев встречал меня у трапа. Мы обменялись рукопожатием.

– Ну как там? – Голос у полковника едва ощутимо дрогнул.

Я пожал плечами. Ненавижу общие вопросы. «Как там?» Да никак. Ни там, в столице готовой сгинуть в ядерной войне южной страны. Ни там, в столице страны северной, которая сгинет на пять минут раньше или позже. Ни здесь, на крошечном клочке земли, разделяющем эти страны. На перешейке, где в тщетных попытках уберечь венерианскую цивилизацию обретается горстка советских миротворцев.

– В Москву радировали? – обреченно спросил я.

– Да, конечно. Ваши доклады отправили экстренной связью. Все четыре.

– И что?

– Как обычно, – полковник криво усмехнулся. – Просят соблюдать осторожность и проявлять терпимость. Напоминают о политике невмешательства, самоопределения. Всё то же самое.

Подкатил шикарный лимузин, подарок советскому посольству от сеньора Очоа, президента Саулии. В президенты Очоа выбрали лет пятнадцать назад, а потом забыли переизбрать.

Мы покинули крошечный аэропорт, пронеслись мимо космодрома, миновали казармы. Когда достигли наконец жилой зоны, полковник спросил:

– Сколько осталось, по-вашему?

Я не сразу понял, о чем он. Я думал совершенно о другом. Думал о Лауре. О ее точеных, распахнутых в стороны ножках, о тонком почти неуловимом аромате, от нее исходящем, о ее руках, еще недавно обнимавших меня, о черных влажных глазах, о…

– Сколько осталось? – повторил полковник.

– Что вы сказали? – вернулся я к действительности. – Ах да. Не знаю. Год. Полгода. Месяц. Может быть, и того меньше.

– Глупо, – сказал полковник. – Мы могли бы спасти их. Хорошо, пусть не всех, пусть только южан, эта северная сволочь того не заслуживает. Примитивный десант, хватило бы пяти линейных крейсеров. Элементарный блицкриг, считай, учебный, с минимальными потерями. С нашей стороны, я имею в виду, им бы, разумеется, досталось изрядно. Три-четыре превентивных удара с орбит по ракетным базам. Пара упреждающих по аэродромам. Потом десант. Заняло бы от силы неделю.

– Считайте, я этого не слышал, – сказал я.

– Да бросьте, полпред. «Не слышал», – сказал полковник, как сплюнул. – Что вы сделаете? Доложите о моем вольнодумстве? Валяйте. Меня выпрут в отставку. Исключат из партии. Полагаете, я хоть на минуту пожалею об этом? Хоть на секунду, полагаете, пожалею? Проклятье! Да лучше гнить где-нибудь под Саратовом, чем сидеть здесь на пороховой бочке и ждать, когда на голову свалится носитель средней дальности.

Он опустил голову и замолчал. Он знал, что я согласен. И я знал, что он знает. Только говорить об этом было нельзя. Ему, командиру дислоцированного на Венере ограниченного воинского контингента – нельзя. А мне, полномочному представителю Советского Союза, послу при обоих венерианских правительствах – тем паче.

Двое суток я добросовестно пробездельничал. На третьи выбрался на свет божий. Шел мелкий косой дождь, задувал промозглый ветер с океана, тучи надежно обложили солнце. Я поднял воротник плаща, нахлобучил на глаза шляпу и отправился в полпредство.

В кабинете было пусто. Товарищ Бессонов, мой зам и помощник, он же по совместительству секретарь и личный пилот, отсутствовал. Я уселся за стол и перебрал бумаги. Директивы из Москвы, поступающие в астрономических количествах, не читая, отправил в поглотитель. Бегло пролистал местные cводки, заботливо распечатанные Бессоновым. Отправил их вслед за директивами и подключился к Сети.

В личной почте меня ждало письмо от Лауры. Я невольно покраснел, прочитав его. Лаура не привыкла стеснять себя условностями. На прекрасном литературном саулийском она подробно излагала, что испытывала, когда мы были вместе. И выражала желание повторить это как можно скорее.

«Как можно скорее» означало через полтора местных месяца. Столько я провел при кабинете президента Саулии, столько же мне теперь предстояло пробыть в Нарсии при дворе ее канцлера.