Папа для потеряшек - стр. 31

На кухне повисает тишина. Жую, но под осуждающим взглядом кусок в горло не лезет.

— Не смотрите на меня так, — не выдерживаю первым. — Не стану я с ней мириться. Она первая оказалась от меня!

— Твоя мать такой же живой человек, как и все остальные, — произносит мягко. — Людям свойственно ошибаться.— Мудрый взгляд пронимает до костей. — А еще нужно уметь прощать.

— Есть вещи, которые не прощают, — стою на своем. — А где Барс? — озираюсь по сторонам в поисках пса. Но в углу даже не стоит его миска.

— Помер он, — вздыхает. — Год назад.

— Сожалею, — сочувствую ей.

Снова переводим разговор в другое русло.

На этот раз никто из нас не касается болезненных тем, маневрируем, избегая острыхуглов. Сразу становится легче общаться.

— Извините, но мне нужно позвонить, — ставлю грязную посуду в раковину, благодарю за завтрак и возвращаюсь в комнату.

Нахожу лежащий на кровати телефон, снимаю блокировку и охреневаю. Двадцать пропущенных от Оли.

Что за ерунда?

Захожу в телефонную книгу, хочу перезвонить, как она сама вновь дозванивается до меня.

Поднимаю трубку.

— Маковецкий! Где они?! У тебя?! — У девушки на том конце провода настоящая истерика.

— Кто? — ничего не понимаю. Оля орет так, что больно ушам. Приходится держать трубку на расстоянии. — Успокоилась! — рявкаю на нее. Выслушивать тонну проклятий в свой адрес я не намерен.

Оля замолкает. Шмыгает носом и плачет.

Я напрягаюсь. Мне совершенно не нравится, к чему все это ведет.

— Скажи мне спокойно, — прошу ее. — Что случилось?

— Девочки где? — спрашивает.

— В смысле? — В груди становится холодно. Сердце превращается в лед. — Они пропали?

— Да! — плачет. — Маковецкий, прошу, скажи, что они у тебя!