Пантеон - стр. 31

– Раз. Нет, это так не работает, Дункан не набросится на меня и ничему такому не потакает, выдохните. С чего бы? С чего вы вообще ведет такие разговоры? И вообще он почти не бывает в Блумингтоне.

Ах!

– Два. СПИД? Я по-прежнему девственник, существуют средства защиты, половое воспитание и воздержание, выдохните еще раз.

Ох!

– Три. Наркотики? Нет, спасибо. Я таким не интересуюсь. У вас все? У меня – да.

Комбинация ахов и охов, прямо-таки холотропное дыхание. Занавес. Конец.

Помимо прочего их тревожило состояние дяди Бена (которое им не досталось), ведь Дункан мог обвести простачка Альберта вокруг пальца и ободрать его до нитки. Они припасли важный и откровенный разговор и всяческие претензии аккурат к отъезду сына.

На их доводы (очередные инсинуации) парень лишь рукой махнул. Общения (если это так называется) с родителями (если их можно так именовать) ему хватило за глаза.

Эбби, покидая особнячок Андерсонов в Нейпервилле, подумал, что в следующий раз не станет сюда заезжать вовсе. Возможно, больше никогда…

Ничего такого, что тревожило миссис Андерсон, в доме дяди не происходило. А Бенджамин и Дункан познали то, чего не дано Андерсонам, как бы те не изображали единение, сколько бы не играли в счастливую семью, материально благосостоятельную, – пожалуй, познавшую гармонию, – вряд ли. Когда он видел дядю и его друга вместе, сидящих столь уютно на почтительном расстоянии, но испускающих, улавливающих и понимающих безошибочно малейшие импульсы друг друга, почти магическим образом, просто не мог усомниться, что они овладели каким-то сокровенным рецептом благоденствия. И правильно, что не спешили им делиться со всяким… даже с ним.

И Дункан что и видел в Альберте, так это их общее с Бенджи дитя, но не более того. Столь крепкая связь еще не успела сформироваться у Эбби (он раньше не задумывался даже о малейшей возможности присутствия Дункана в его жизни без дяди Бена), но, как казалось парню, теперь и он стал лучше понимать дядиного друга, а его (хоть и редкое) присутствие сглаживало тяжесть одиночества. И ни о какой тяге не могло идти и речи!

Дункан Леманн являл собой эдакий архетип взрослого, умудренного гораздо большим опытом покупки люксовых вещей, – Чарли Торндайка – у всех есть такой приятель. А у того, в свой черед, имелся такой вот тихоня Альберт.

И сколь он представлял любовный интерес для Чарли (совершенно никакой), столь и вожделенным казался и для Дункана (совершенно нежеланным). И сам он ничего такого к ним не испытывал – ведь это его друзья.

– Как дела, Альберт?

– Хорошо, Дункан. А у тебя?