Пантеон - стр. 15
[FIRED]
А если пастырем? Можно и не столь официальной христианской конфессии – баптистов, евангелистов или лютеран, а какой-нибудь новой секты. Ему точно понравится бьющаяся в экстазе паства!
– Мне звонил Бог, братья и сестры!
Чарли Талли-Торндайк прекрасно мог бы сымитировать голос некоего чернокожего проповедника, густой, джазовый, рокочущий над Атлантикой в бурю, летящий из знойной Африки, такой знакомый по волнам радиоприемника.
– Как только он представился, я бросил трубку!
И тут у нас все быстро закончилось!
Эх, Чарли, Чарли… Прекрасный и счастливый глашатай, коему благоволит Гермес, а наш оратор (при достаточной степени разорения) берет где-то деньги на вещи “Эрмес”.
Эбби немного развеселился, представляя друга в разных профессиях и даже воплощениях, но по итогу решил, что нынешняя специальность ему подходит ничуть не хуже из разнообразных занятий, пришедших на ум. Так что быть Чарли искусствоведом, если закончит, а друг вечно твердил – что бросит; но не бросал, а лишь подбрасывал слова на ветер. Предположим, уйдет отсюда, так и в ином месте внимать его речам не перестанут, а ему придется продолжать вещать так и так, без этого он жить не сможет. Выступит хоть перед соседями в трейлерном парке, хоть пред собаками на сене иль свалке. Слушатель – найдется, чем бы он не занялся далее, – в чем не сомневался ни эрудированный многогранно (хоть и схоластически) мистер Чарльз Талли-Торндайк, плавающий в поверхностных слоях океана знаний, ни тем более Эбби Андерсон, точивший граниты гуманитарных наук подле, но чуть глубже – на мелководном дне.
“Что ж, удачи, Чарли! Если ты изберешь сей путь, я пройду его вместе с тобой”. – Эбби живо мог вообразить любые занятия для одногруппника, но не для себя – он уже давно знал, что искусство – все для него. Оно – родное, кровное, доставшееся по наследству, прямо-таки часть его существа, жизнь, ремесло и призвание.
Эбби встретил Чарли возле касс на вокзале. Лето не пошло парню на пользу, казалось, он стал еще более худым и болезным. Но имелось в этом нечто романтическое, изысканное, волочился за ним едва различимый шлейф аристократии, дело даже не во вертопрашестве и дани культу денди. Не потому ли девушки его любили куда сильней, чем капитанов двух видов футбольных команд вместе взятых?
– Ты разменял четвертаки? – поинтересовался Талли. Мелочь нужна для таксофона, и он счел данную тему первостепенно важной для обсуждения, при этом махал каждому рукой и улыбался как президент Кеннеди. Эбби нервничал, будто опасался, что на крыше вокзала притаился стрелок.