Память льда. Том 2 - стр. 62
– Я действительно удивлён войне на юге, Карга. – Бруд встал, натягивая меховое одеяло на плечи, и начал расхаживать по шатру. – Что касается Омтоз Феллака… нет, я не удивлён.
– Так значит, Провидец не тот, кем кажется.
– Похоже на то. У нас с Рейком были подозрения…
– Ну, – перебила его Карга, – если бы я про них знала, я бы детальнее изучила ситуацию у Обзора. Ваше упрямство вредит всем нам.
– У нас были только догадки, Карга. Кроме того, мы слишком ценим твою покрытую перьями шкурку, чтобы ты рисковала, приближаясь к передовой неизвестного нам врага. Дело сделано. Скажи, Провидец остаётся в Обзоре?
– Мои родичи не смогли этого определить. Там повсюду летают кондоры, и они не одобряют нашего присутствия.
– С чего это обычные птицы вас тревожат?
– Не совсем обычные. Да, смертные птицы немногим ушли от одетых в перья ящериц, но именно эти кондоры больше походили на ящериц, чем на птиц.
– Глаза Провидца?
– Вероятно.
– Это осложнение.
Карга пожала полусогнутыми крыльями.
– Есть у тебя мясо? Я голодна.
– В яме для отбросов за палатой лежат остатки козы.
– Что? Ты хочешь, чтобы я ела из ямы для отбросов?
– Проклятье, Карга, ты же ворониха, почему бы и нет?
– Возмутительно! Но если это всё, что есть…
– Это всё.
Кудахтая, чтобы сдержать порыв ярости, Карга поскакала к задней стенке шатра.
– Впредь бери пример с меня, – прошептала она, пробираясь через ткань.
– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался Бруд.
Карга сунула голову обратно в палатку и открыла клюв в тихом порыве смеха, затем ответила:
– Разве это я вышла из себя?
С рычанием он шагнул к ней.
Ворониха пронзительно вскрикнула и убежала.
Глава шестнадцатая
Первому Чаду Мёртвого Семени
снится предсмертный вздох отца
и слышится вечным повтором
запертый в лёгких вопль…
Посмеешь ли его глазами
Увидеть мир хоть на миг?
Первому Чаду Мёртвого Семени
вести легион печали
по костлявой дороге голода,
где мать поёт и танцует…
Посмеешь ли следом за ним
прийти и взять её за руку?
Первому Чаду Мёртвого Семени
носить разнородный доспех,
что укроет его от мига рожденья
годами жестокой учёбы…
Не смей судить его строго,
если не влез в его шкуру.
К’аласс. Сильба разбитого сердца
Тенескаури неудержимым потоком обрушились на стены города. Обезумевшая от голода толпа накатилась и хлынула в Капастан.
Баррикады у ворот прогнулись под бешеным давлением, затем рухнули.
Город затопили враги.
В четырёх сотнях шагов от цитадели Кованый Щит развернул забрызганного кровью скакуна. Люди протягивали к нему руки, хватались за броню на ногах коня. С холодной яростью жеребец раз за разом бил копытом, круша кости, сминая рёбра, проламывая головы.