Палач, сын палача - стр. 13
Петер лихорадочно думал. Действительно, разбойника не следовало отпускать. Даже если его сошлют на каторжные работы, даже если посадят на цепь, при его силе и выносливости он быстро найдет возможность выйти на свободу, и что тогда? Опять гоняться за ним? Или трястись за свою шкуру, как это и предсказывал Михель.
Петер поднялся и отправился домой, где переоделся в свой парадный камзол и отправился в дом к верховному судье, господину Себастьяну фон Канну.
Был уже поздний вечер, горожане закрывали тяжелые ставни на окнах и лавках, то тут, то там были видны торговцы, увозившие на тачках свой не проданный за день товар. Многие здоровались с проходившим мимо них палачом, кто-то из соседей пытался завязать разговор, надеясь получить какую-нибудь информацию о допросе фон Бера. Петер не отвечал, прибавляя шага и стараясь не терять драгоценного времени.
Находясь в присутственных местах или при дворе бургомистра, Миллер одевался во все черное, как это обычно было принято у врачей. Его фигуру элегантно обтягивал камзол из тонкого камлота, обшитый серебряным позументом. Манжеты на рубашке и жабо были выполнены из тонких брабантских кружев серого цвета. Кроме этого на голове герра Миллера красовался тщательно завитый пышный каштановый парик, за которым он очень следил, так как все знают, что ничто не выдает положение и достаток человека так, как это делают его туфли, манжеты и парик.
Обычно в таком виде он выступал в суде, но сегодня ему предстоял официальный визит к судье, которому Петер Миллер придавал особое значение.
Перед домом судьи палач оглядел еще раз свои бархатные штаны, чулки и туфли со здоровенными, по последней моде, серебряными пряжками и, найдя их безупречными, постучал дверным молотком.
Ему открыла миловидная горничная, которая тут же пригласила его подняться в кабинет своего господина. Так, словно господина Миллера тут давно уже ждали. От внимательного взора Петера не укрылось, что, приседая перед ним в книксене, плутовка специально потупила глазки, выставив на обозрение гостя пару хорошеньких грудок, в ложбинке которых поблескивал золотой крестик.
– Я знаю, как довести фон Бера до эшафота! – вместо традиционных приветствий с порога выпалил Миллер, глядя в глаза судье.
– Вы… вы предлагаете? – судья поспешно поднялся из-за стола, за которым до этого сидел, что-то читая, и, торопливо подбежав к Миллеру, плотно закрыл дверь, в которой любопытная горничная оставила для себя крохотную щелочку.
Фон Канн был тем более удивлен, что до сих пор никто не только из судейских, но даже его милость сам бургомистр Оффенбурга не сумел заставить непокорного палача добиться фальшивого признания от невиновного. Миллер был кристально честен и совершенно неподкупен, так что его было невозможно как задобрить подарками, так и запугать угрозами.