Палач приходит ночью - стр. 10
Вернувшись к обеду в родные края, я шел беззаботно по нашему участку к дверям дома. И даже в груди ничего не екнуло. Никаких опасений, предчувствий. Наоборот – летний день был светлый, солнце сияло ласково, и жизнь моя была безоблачна. Даже не насторожило, что слишком тихо вокруг. И что в кузне, которая располагалась через ручей, напротив дома, ничего не пыхтело и не дымилось.
Я толкнул дверь, крикнул:
– Вернулся я, люди добрые!
Увидел стоящую в сенях Оксану – живущую с нами мою двоюродную сестру. Отметил ее странный взгляд, почему-то наполненный ужасом, открытые губы, замершие в немом крике.
И тут покой и тишина взорвались и обрушились. Я ощутил сильную боль в животе. И все закрутилось, как в калейдоскопе…
Глава четвертая
Он прятался за дверью. Поджидал, когда я перешагну порог. И стоило мне сделать это, он выступил вперед и увесистым кулачищем саданул меня в живот.
Было очень больно. Но дыхание нападавший мне сбил не окончательно. Я еще мог дышать, шевелиться и видеть, что творится. А увидел я эту здоровую тушу в гражданском костюме. Он замахивался для еще одного удара. И так заманчиво открылся, что я саданул его прямиком в подбородок. Мой кулак, не по возрасту увесистый, попал точно в цель. Здоровяк грохнулся на пол, похоже на некоторое время потеряв сознание.
Я разогнулся, пытаясь восстановить дыхание. Огляделся, полный решимости продолжить бой.
Но повоевать мне не дали. Вокруг закружилось слишком много народу – в партикулярной одежде, в полицейской форме. Меня толкнули, прижали к стене так, что не вздохнешь. Съездили по ребрам, а потом по хребту прикладом. Уронили на пол и еще добавили ногами.
Сознание я не терял, хотя перед глазами все плыло. Ощущал кожей лица гладкие доски пола.
Рядом кто-то отчаянно верещал, требуя, чтобы ему дали добить «большевистского ублюдка». Ему отвечали, что этот самый ублюдок нужен живым и относительно здоровым, так что выйди-ка вон.
Потом меня усадили на табурет. Поляк в дорогом костюме требовал назваться. Я, сплевывая кровь и понимая, что за дерзость снова будут бить, а сломанные ребра мне совсем не нужны, послушно назвал фамилию и имя. На следующий вопрос, с какого времени состою в подпольной большевистской организации, ответил, что вообще не понимаю, о чем идет речь. Мне надавали увесистых оплеух, но я твердо продолжал стоять на своем.
В голове тревожно стучали вопросы: «Где мать, отец, братья?» Но я был ошеломлен и не решался задать их.
На меня надели кандалы – тяжелые, чугунные, от которых запястья сразу покраснели и стали затекать. К дому подогнали грузовую машину серого мышиного цвета с глухим кузовом. Меня затолкали в нее. Перед тем как за мной закрылась дверь, я увидел глумливые рожи местных националистов, толкавшихся у нашего дома. Среди них был и радостный Купчик. Слетелись, как воронье!