Палач демона - стр. 49
– Ну и что, все же и так ясно, он сказал – два или три дня! – ответил Григорий. У нас казаки-татары, тоже так говорили. Не помнишь, что ли, ваше благородие? – иронично спросил Беляев.
– Ага, значит и ты туда же? Прости, друг, прости! Забыл я, что ты у нас пролетарий и большевик, хотя и голубых кровей! – издевательски парировал Константин Евгеньевич. И, завернувшись в огромный бараний тулуп (таких в подводе оказалось три штуки), он заявил, что будет спать.
Путь до Севастополя лежал неблизкий, предстояло преодолеть около семидесяти верст. Ехали по проселочным дорогам, иногда совсем близко от железнодорожных путей.
– Исмат, ты в Севастополе живешь? – спросил татарина Беляев.
– В Крыму, в Крыму я живу, – ответил тот.
В начале пути они проехали Новониколаевку, Левадки, Скалистое, Глубокий Яр и Бахчисарай. Наконец, взяв правее и, миновав Инкерман, спустя четыре дня прибыли в Севастополь. Вручив татарину оговоренную плату, Константин Евгеньевич спросил его, где в городе госпиталь?
– Бельмим, – пожав плечами, ответил возница.
– Ясно, толку от тебя немного, – констатировал есаул и, забрав из подводы свои пожитки, приятели отправились на поиски госпиталя. Обоим сразу же бросилось в глаза почти полное отсутствие людей на городских улицах.
– Что тут случилось? – тревожно спросил Беляев. – Не знаю, наверное, опять твои большевички постарались! – ответил ему есаул. В самом деле, офицеров словно преследовал злой рок.
К сожалению, они ничего не знали о том, что перед их прибытием в Севастополь, по городу прокатилась волна красного террора.
Начало кровавым расправам было положено 15 (28 по новому стилю) декабря 1917 года, когда матросы с эсминцев «Фидониси» и «Гаджибей» разоружили своих офицеров. Затем, не откладывая дела в долгий ящик, они прогнали пленных через весь город и расстреляли на Малаховом кургане. Эта жестокая казнь сыграла роль своего рода запального фитиля к последующим, куда более массовым расправам. Охота на офицеров и всяких там «буржуев» началась по всему Севастополю. Людей хватали прямо на улицах озверевшие команды военных судов врывались прямо в дома…
Не успели друзья добраться до центра, как были задержаны матросским патрулем. На бушлатах у черноморцев красовались алые банты.
– Стой! Документы давай! – приказал старший – невысокий матрос в бескозырке с надписью «Гаджибей».
– Вот, – Григорий Беляев протянул матросам документы на имя Василия Федоровича Белых.
– Ты!.. – обращаясь к Маматову, приказал другой патрульный – высокий и крепкий блондин. Есаул молча дал ему бумагу, в которой значилось, что он – Ефимов Мирон Павлович.