Падение «Вавилона» - стр. 54
– Только сотрясение мозга, – изрек командир дивизии.
– Я овладевал брусьями…
– Ну ты и фрукт! – Генерал кинжальным взором впился в мои честные серые глаза, но, не обнаружив в них ничего, кроме доброжелательной невозмутимости, нервно заходил по кабинету.
Я находился в расслабленном варианте стойки «смирно», искоса поглядывая на пешие маневры главы нашего высшего командного состава.
– Ты с ним познакомился в госпитале? – последовал резкий и нервный вопрос.
– Так точно.
– В адъютанты к себе он тебя, случаем, не приглашал? – произнес генерал с издевочкой.
– Нет, – спокойно ответил я. – Просто оставил свои телефоны, сказал: если что, звони…
– Если – что?.. – вкрадчиво переспросил генерал.
– Честно? – с грубым напором спросил я.
– Ну… честно, – произнес военачальник, от напора опешивши.
– Предлагалось служить в Москве. – Я надолго задержал в груди воздух.
– Так…
Молчание.
– Где именно? – взволнованно спросил генерал.
– Я пока не определился с решением в принципе, – ответил я вдумчивым тоном идиота. – Концептуально, как говорится.
– Пшел вон, – процедил генерал растерянно.
Вызванный к нему следом за мной командир роты получил, видимо, какие-то особые распоряжения относительно моей персоны и на обратном пути в казарму косноязычно мне приказал:
– Эта… Ты после госпиталя… нуждаешься в поправлении самочувствия… Убываешь, в общем, в увольнение. На три дня. Форма эта… парадная.
«Яволь!» – подумал я, но ответил по уставу, степенно:
– Есть…
Полагаю, я справедливо заслужил это увольнение!
Прошло неполных три месяца с того дня, когда я покинул свою московскую квартиру, однако по возвращении она показалась какой-то странно отчужденной от меня сегодняшнего: пространство комнат сузилось, знакомые вещи не узнавались, и почему-то невольно приходила мысль о душе, обходящей после смерти свой земной дом перед неизбежным уходом из него в неведомое.
Грустное сравнение… Даже тягостное. Я всячески старался отмежеваться от него: дескать, подумаешь – каких-то два года армии, пройдут – не заметишь, но отчего-то занозой засело в сознании предощущение, что если и возвращусь я в эти стены, еще недавно оберегавшие мою юность, то нескоро, если вообще возвращусь…
Утром, на второй день увольнения, я встретил в магазине школьную учительницу английского – некогда молоденькую миловидную выпускницу пединститута, страшно смущавшуюся моего присутствия на занятиях. Имею в виду не себя как личность, а свое американское происхождение и связанное с ним знание языка.
Прошедшие годы учительницу отнюдь не состарили, а что же касается миловидности, то ее даже прибавилось, хотя угол зрения солдата срочной службы при встрече с дамой – величина, определяемая преломлением светового потока через некий магический сексуальный кристалл, так что за достоверность спонтанно родившейся характеристики: «она была как сон чудесный» – не поручусь.