Падение титана, или Октябрьский конь - стр. 92

Как это иногда с ней бывало, она вдруг почувствовала, что ждет его впереди.

– Это не так, Цезарь. Если бы Магн был жив, если бы вы помирились, ничто не изменилось бы. Слишком много тех, кто никогда не склонится перед тобой.

Какое-то время он молчал, потом засмеялся:

– Ты права, любовь моя, абсолютно права. Это Катон их всех подстрекает.

– Рано или поздно ты навсегда останешься в Риме.

– Может быть, может быть. Но первым делом мне надо покончить с парфянами и отобрать у них римских орлов Красса.

– Но я должна тебя снова увидеть! Должна! Как только твои войны закончатся, ты будешь править Римом. Тогда я смогу приехать, чтобы быть с тобой.

Он приподнялся на локте и посмотрел на нее:

– Клеопатра, неужели ты так никогда ничего и не усвоишь? Ни один властелин в мире не может покидать надолго свою страну. Ты царица, и твой долг – править. Вот почему тебе нельзя ехать в Рим.

– Ты тоже царь, но ты уезжаешь из Рима. И даже на годы, – упрямо возразила она.

– Я не царь! В Риме есть консулы, преторы, целая система магистратур. Диктатор – это временная должность, не больше. Поставив Рим на ноги, я тут же сложу диктаторские полномочия. Как это сделал Сулла. По закону я не могу править Римом. И я не буду им править. А ты правишь Египтом. Тебе нельзя его покидать.

– О, давай не будем ссориться в нашу последнюю ночь! – воскликнула она, схватив его за руку.

Но про себя подумала:

«Я – фараон, я – бог на земле! Я могу делать все, что захочу, и ничто меня не удержит. У меня есть дядя Митридат и четыре римских легиона. Так что, когда ты победишь республиканцев, Цезарь, я приеду к тебе.

Говоришь, ты не будешь править Римом?

Конечно же будешь!»

Лабиен спешил к Катону и Цицерону с вестью о поражении Помпея Великого при Фарсале. Меняя лошадей, он достиг адриатического побережья Македонии через три дня после битвы. Последнего, десятого, коня он почти загнал. Хотя он был один и в заляпанных дорожной грязью доспехах, часовые у ворот лагеря сразу узнали это смуглое неримское лицо. Все рядовые солдаты боялись командующего кавалерией Помпея.

Уверенный, что Катон находится в доме командующего, Лабиен спрыгнул с еле державшегося на ногах коня и зашагал по via principalis к алому флагу, чье полотнище было так натянуто свежим морским бризом, что казалось жестким. Он надеялся, что Катон будет один. Сейчас не тот момент, чтобы выслушивать разглагольствования Цицерона.

Но увы, великий адвокат был на месте. Его тщательно выверенная, облеченная в официально-гладкие фразы латынь немолчным потоком лилась из открытой двери, словно он обращался к членам жюри, а не к мрачному, насупившемуся Катону. Едва шагнув через порог, Лабиен заметил, что терпением Катона немилосердно злоупотребляют.