Падение титана, или Октябрьский конь - стр. 70

– Говори «Рим», подразумевай «Цезарь», – с горечью пробормотала она.

– Естественно. Иди сюда, сядь и обними меня. Ребенку вредны подобные вспышки. Он не возражает, когда мы занимаемся любовью, но, я уверен, очень расстраивается, когда мы ссоримся.

– Ты тоже думаешь, что это мальчик, – сказала она, не желая садиться к нему на колени, но все же смягчаясь.

– Каэм и Таха убедили меня.

Не успел он произнести эти слова, как его тело резко дернулось. Цезарь в изумлении оглядел себя, потом упал с кресла, спина его выгнулась, руки и ноги вытянулись.

Клеопатра вскрикнула, стала звать на помощь. Не думая о своем парадном убранстве, она наклонилась к нему. Двойная корона слетела с головы и покатилась по полу. Лицо Цезаря стало сине-багровым, его конечности бились в конвульсиях. Продолжая кричать, пораженная Клеопатра старалась их удержать.

Вдруг все прекратилось так же неожиданно, как и началось.

Думая, что любовники известным способом избавляются от плохого настроения, Хармиона и Ирада не смели войти, пока странная нота в криках хозяйки не убедила их, что случилось нечто серьезное. Когда крики девушек добавились к крикам царицы, в покои вбежали Аполлодор, Хапд-эфане и еще три жреца. Цезарь лежал на полу с посеревшим лицом. Он дышал медленно, с трудом.

– Что с ним? – спросила Клеопатра, когда Хапд-эфане опустился рядом с ней на колени.

Он стал принюхиваться к дыханию Цезаря, слушать биение сердца.

– У него были конвульсии, фараон?

– Да, да!

– Очень сладкого вина! – крикнул жрец-врач. – Очень сладкого вина и гибкую тростинку, полую по всей длине. Побыстрей!

Пока жрецы выполняли приказ, Хармиона и Ирада подняли с пола плачущую, испуганную Клеопатру и убедили ее снять драгоценности и облачение. Аполлодор кричал, что чьи-то головы полетят, если сию же минуту не принесут то, что надо, а Цезарь, будучи в коме, ничего не знал об ужасе, обуявшем всех. Что будет, если правитель мира умрет здесь и сейчас?

Из пристройки для мумифицирования примчался жрец с тростником. Через такие трубки там обычно вводили окись натрия в череп. Хапд-эфане убедился, что тростинкой не пользовались, продул ее, чтобы проверить, затем открыл рот недвижно лежащего Цезаря, вставил в него конец гибкого стебля, постучал по шее и стал осторожно проталкивать свой инструмент, пока тот весь не вошел в горло. Он начал тонкой струйкой вливать в трубку вино, прерываясь, чтобы выпустить воздух. Вина он влил совсем немного, но процесс, казалось, длился века. Наконец Хапд-эфане отстранился и стал ждать. Когда Цезарь шевельнулся, жрец вынул тростинку и обхватил пациента руками.