Падение титана, или Октябрьский конь - стр. 72
Клеопатра приходила в себя. Слезы перешли в икоту.
– Откуда ты так много знаешь о человеческом теле? – спросила она.
– Я солдат, – сказал Цезарь. – Походи по полям сражений, чтобы спасти раненых и сосчитать убитых, и будешь все знать. Как и этот замечательный врач, я учусь, наблюдая.
Аполлодор вскочил с кресла, отер со лба пот.
– Я прикажу подать обед, – прохрипел он. – О, слава всем богам мира, Цезарь, что ты жив, что с тобой ничего не стряслось!
В ту ночь, лежа без сна на огромной, набитой гусиным пухом перине, чувствуя тепло тела Клеопатры, прижавшейся к нему в прохладе александрийской зимы, Цезарь думал о событиях прошедшего дня, месяца, года.
С того момента, как он ступил на египетскую землю, все резко переменилось. Голова Магна… мерзкая дворцовая клика… коррупция и вырождение в размерах, присущих одному лишь Востоку… совсем ненужная кампания на улицах красивого города… упорное желание горожан разрушить то, что строилось три столетия… и его участие во всем этом… Деловое предложение от царицы, решившей спасти свой народ единственным способом, который она знала, – зачав сына от бога. Веря, что Цезарь и есть этот бог. Только странный. Нездешний.
Сегодня Цезарь почувствовал страх. Сегодня Цезарь, которому нипочем все недуги, столкнулся с неизбежной реакцией организма на пятьдесят два года жизни. Не просто жизни, а безоглядно расточительной жизни. Он использовал ее в своих целях, он ею злоупотреблял. И заставлял себя идти дальше, когда другие остановились бы отдохнуть. Нет, только не Цезарь! Отдых – это не для Цезаря. Ни в прошлом, ни в будущем. Но теперь Цезарь, который никогда не болел, вынужден был признать, что уже несколько месяцев как болен. Все-таки малярия, некогда трепавшая его, леденившая и выворачивавшая наизнанку, оставила след. В какой-то части его организма, сказал жрец-врач, произошли изменения. Цезарь теперь должен будет помнить, что надо принимать пищу, иначе – припадок, иначе скажут, что Цезарь слабеет, что его уже нельзя назвать непобедимым. Значит, Цезарь должен сохранить свой секрет, чтобы сенат и народ никогда не узнали о его недуге. Ибо кто еще вытащит Рим из трясины, если Цезарь лишится силы?
Клеопатра вздохнула, что-то пробормотала, икнула… Так много слез, и все о Цезаре! «Это трогательное маленькое существо, видимо, меня любит. Надо же! Она любит меня! Для нее я стал мужем, отцом, дядей, братом. Ведь у Птолемеев все так переплетено! Я этого не понимал. Думал, что понимаю. Но нет. Понимание только приходит. Фортуна взвалила заботы и беды миллионов людей на ее хрупкие плечи, она не оставила ей выбора, как и я когда-то не оставил выбора Юлии. Она – избранная богами царица, и ее власть освящена традициями более древними и более чтимыми, чем любые другие. Она – богатейшая женщина в мире, имеющая абсолютную власть над человеческими жизнями. И в то же время она – крошка, ребенок. Римлянину не понять, что с ней сотворили два с лишним десятка лет дворцовой жизни. Убийства, инцест тут в порядке вещей. Катон с Цицероном твердят, что Цезарь жаждет стать царем Рима, но они не имеют понятия, что значит быть настоящим царем. Настоящее царствование так же далеко от меня, как далека от меня эта крошка, лежащая рядом. С моим – вот странность! – ребенком во чреве. О, – подумал он вдруг, – я должен встать! Нужно выпить немного сиропа, который принес мне Аполлодор, – сок арбуза и винограда, выращенных в льняных теплицах».