П5: Прощальные песни политических пигмеев Пиндостана (сборник) - стр. 9

Ася улыбнулась своей удивительной японской улыбкой.

– Я думаю, так даже интересно, – сказала она. – Все же лучше, чем обычной проституткой.

Это прозвучало так простодушно, что все трое засмеялись.

– Слушайте, – сказала Лена, – я вот чего не пойму. Если мы на Рублевке работать будем, нас где-то там и поселят?

– Как же, жди, – ответила Вера. – Дядя Петя говорил, будут возить на автобусе.

– Каждый день?

– Нет. Будем работать в три смены по четыре человека. Двое суток работаем, четверо отдыхаем. Нас поэтому двенадцать и набрали.

– Нормально, – сказала Ася. – Получается, как проводницей в поезде. Девчат, а давайте в одну смену попросимся?

– Зачем? – спросила Вера.

– Мы живем рядом, – сказала Ася. – Можно будет договориться, чтобы автобус приезжал на «Профсоюзную». Чем к «Славянской» мотаться.

– Это мысль, – согласилась Вера. – Надо будет еще кого-нибудь найти, кто здесь живет.

– Смотрите, – сказала Лена.

Из-за угла выехал белый «стретчер» – сильно растянутый лимузин. Он был настолько длинным, что с трудом вписался в поворот, а его стекла были тонированы так густо, что ни малейшей надежды проникнуть сквозь них в чужое прайваси не оставалось. Лимузин казался разведывательным кораблем, спустившимся из счастливых заоблачных пространств на низкую орбиту, под тучи, в серый мир экономической целесообразности, эффективности и зубовного скрежета. Было понятно, что скоро разведка кончится, и корабль вернется туда, откуда прилетел. Но его вид не просто намекал на чужое преуспеяние и счастье, а еще и внушал робкую надежду: крышу украшали два скрещенных золотых кольца, похожих на локатор.

Лена провела взглядом по черным стеклам, белой эмалевой двери, опустила глаза еще ниже и увидела сверкающие никелем диски, окруженные черной резиной. Она поняла, что это есть те самые колеса любви, о которых она пела на конкурсе.

– Главное теперь не дать петухам, – пробормотала она.

– Чего? – спросила Вера.

– Нет, – сказала Лена, – это я так. Вспомнила кое-что.

Четвертой в смену попала негритянка Кима – она жила на «Академической», и согласилась встречаться с остальными на «Профсоюзной».

Кима оказалась самой образованной и умной из девчонок. Пожалуй, даже слишком умной – поговорив с ней пару раз, Лена с неудовольствием ощутила свою темноту в вопросах современной культуры: до этого она искренне считала, что художник Кулик нажил состояние, чирикая птичкой, а «Швыдкой» – не имя собственное, а бранный малоросский эпитет с гнусным антисемитским душком.

Кроме того, у Кимы была смешная манера здороваться – она била себя правым кулаком по левому плечу и говорила: