Отто - стр. 31
– Знаешь, ты мне тоже нравишься, – сказал я и сам удивился своей смелости.
– Знаю. Но ты же понимаешь, да?
– Понимаю что?
– То, что я тебе только что рассказала.
– Понимаю, да.
– Ладно, я пойду, спасибо за «дудку».
– Не за что.
На пороге Марианна поцеловала меня в щёку, сказала: «Ещё увидимся», – и вышла.
Остаток вечера я провёл бессмысленно пялясь в телевизор. Я не вникал в суть того, что показывали, я думал о том, что, кажется, начинаю ненавидеть Отто. Для этого не было разумных причин, но разве можно говорить о ненависти с точки зрения разума?
Я долго не мог уснуть, пытаясь объяснить себе это чувство, но единственное, что понял – я стал ненавидеть Отто потому, что он не только лучше меня, но и потому, что я вообще стал думать о том, насколько я хорош. Самый изматывающий вопрос для человека, особенно когда этот вопрос застаёт врасплох.
Прошёл ровно месяц, и Думкина вернулась. За это время я ни разу не был у Цапкина. После отъезда Отто исчезла причина, и стало понятно, что никаких особых дружеских отношений у нас с Андреем Михайловичем нет. Не сказать, что я как-то горевал по этому поводу, но мне теперь были понятны слова Марианны, не в том смысле, какой она в них вкладывала, но близко. Только теперь я понял, что появление Отто – что-то из ряда вон. Не то чтобы я забыл, как всё начиналось, скорее, я был удивлён, что даже такое событие оказалось чем-то настолько будничным и естественным, что я даже умудрялся скучать во время этих событий.
Что, интересно, должно происходить с человеком, чтобы каждый новый день удивлял его одним тем, что этот день настал, что солнце по-прежнему светит над головой? Даже не так. Что нужно человеку, чтобы всегда восхищаться, что там, в космосе, горит огромная звезда, и он – способный это понимать – летит вместе с ней? Я всеми силами пытался вернуть ощущение того момента, когда в первый раз увидел Отто. Когда Цапкин орал на меня, думая, что я его в гроб засунул. Это же было что-то действительно чудесное, но почему оно больше не кажется мне чудесным? Наверное, чудо потому и чудо, что нельзя быть очарованным им хоть сколько-нибудь продолжительное время.
Марианна Думкина вернулась, и я её не узнал. Нет, она, как и раньше, была обворожительной женщиной и, как раньше, одно её присутствие будило во мне самые низкие, но сладостные мысли, но что-то случилось с её глазами. Что-то она потеряла. До поездки на Алтай в любом её движении чувствовалась уверенность и грация пантеры, теперь все её движения были похожи на повадки домашней кошки, которую беспечные хозяева оставили на улице. И вроде бы у неё есть когти и зубы, есть инстинкты и сила, но нет понимания, как этим пользоваться. Марианна снова пришла ко мне, снова развалилась на диване, но теперь в её позе была осторожность, словно эта женщина была не уверена, что уместна сейчас. Мы снова курили траву, и, как мне кажется, не заведи я сам разговор, она так бы и молчала, а потом молча ушла.