Отравленные слова - стр. 4

Субинспектор встает, дольше задерживаться здесь ему незачем: все уже сказано, к тому же Нурия позабыла элементарные правила вежливости и даже не предложила ему кофе.

Худшее позади, говорит себе Лосано. Они молча идут к двери, и перед тем, как открыть, Нурия поворачивается и обнимает его. Он не знает, как реагировать, просто стоит, опустив руки, но потом ее чувства передаются ему, и он тоже обнимает ее, будто пытаясь защитить. Она хрупкая, как ребенок – ребенок, которого сломала жизнь. Так они и стоят, обнявшись, в безмолвном прощании.

– Спасибо, – шепчет Нурия Солис и отстраняется, оставив у него на сердце тепло, в котором растворяется горечь поражения. Просто взяла и поблагодарила его – а ведь полицейские никогда не ждут благодарности, хоть и желают ее в глубине души. Поняла, чего ему стоило прийти сюда, чтобы попрощаться. Она знает: он тоже не хочет бросать дело Барбары, ему жаль отдавать Барбару в чужие руки, которые станут мусолить воспоминание о ней – с энтузиазмом, но без капли бережности.

Стоя в дверях, Нурия улыбается ему сквозь слезы, и на несколько секунд в ее улыбке проступает улыбка Барбары, свежая и сияющая, как на фотографии, на которую он смотрел столько раз.

Нурия бродит по квартире, будто призрак. Визит субинспектора растревожил ее. Нет, говорит она себе, ни к чему искать оправдания: она живет с этой тревогой уже давно, но иногда это становится невыносимо, ей будто ножом вспарывают кожу. Вот как сейчас: у нее из легких словно выкачали весь воздух, и что-то вынудило ее открыть дверь в комнату Барбары. Обстановка не тронута, там все точно так, как было четыре года назад. Это единственная комната в доме, которую Нурия регулярно убирает, будто святилище. Вытирает пыль со стеллажей, моет пол, проходится тряпкой по столу. Раньше она запиралась здесь и пила в одиночестве. Только она, бутылка «Торреса» и запах духов Барбары. Среди фотографий, книг и игрушек, оставшихся со времен ее детства. Нурия выходила из комнаты совсем убитая, и, чтобы прийти в себя, ей требовались недели.

«Ты не в себе», – говорил ей Пепе.

Вначале она спорила, но в конце концов признала его правоту. Ее затянуло в бесконечный круговорот жалости к себе. Так четко разобрал ее чувства психиатр – и выписал ей таблетки. Таблетки, чтобы вставать по утрам, таблетки, чтобы ходить, таблетки, чтобы спать, таблетки, чтобы жить. Она подозревала, что этих таблеток слишком много, что они крадут ее злость и душат ее крики. Но в то же время они стирали ее боль. Ее чувства еле теплились, как на водяной бане, но, когда Нурия бросала пить таблетки, Пепе отчитывал ее и заставлял к ним вернуться: «Ты больна, признай это».