Отравленные слова - стр. 6
Она освобождена от хозяйственных хлопот. Пепе стал закупать продукты на неделю, гулять с собакой, он взял на себя всю их семейную логистику. В первые дни Нурия то и дело спотыкалась о пса Барбары – тот обнюхивал каждый сантиметр их квартиры и тоскливо лаял у двери в опустевшую комнату. «Увези его, пожалуйста», – в отчаянии попросила Нурия. И Пепе посадил пса в машину и увез в дом в Монсене. Нурия очень ему благодарна, потому что ей больше не нужно думать. Она утратила привычку думать, выбирать, принимать решения. Делает что скажут, и все. Она больше не может ничего решать и смирилась с этим. А вот Элисабет, ее сестра, все никак не поймет.
– Ты же не такая, ты разве не понимаешь? – твердит она. – Ну пожалуйста, кричи, ударь кулаком в стену, делай хоть что-нибудь.
Элисабет все такая же, как в детстве, часто думает Нурия. Она держится за детские воспоминания и не принимает перемен. Элисабет не смирилась ни с ее замужеством, ни с появлением детей, потому что ради этого Нурии пришлось отказаться от других желаний, как это всегда и бывает во взрослой жизни. Сестра думала, что она всю жизнь так и будет скакать по скалам без продыху, как горная коза. Элисабет хотелось бы вернуть себе старшую сестру из детства, которая не боялась темноты, пела ей песни и держала за руку по ночам. Она не может принять Нурию такой.
– Ты должна быть самостоятельной, – повторяет она.
– Зачем? – спрашивает Нурия. – Зачем быть самостоятельной, если мне ничего не хочется?
Живые не могут этого понять. Она превратилась в обузу.
Иньяки, муж Элисабет, три лета подряд приглашал ее поплавать с ними на яхте. «В море тебе станет лучше, ветер, волны – ты оживешь».
Он баск и жить не может без моря.
Но ее море не манит, как и множество других вещей.
«Тебе нужен отпуск», – настаивает Иньяки во время телефонных разговоров.
Но зачем ей отпуск, если все дни для нее одинаковы? Каждый день оборачивается для нее пыткой, где бы она ни находилась. Она обречена страдать вечно. Если бы она только знала, жива Барбара или мертва, развязался бы этот узел у нее в груди, который временами душит ее. Где она? Жива она или мертва? Как о ней думать – как о живой или о мертвой?
Бывают дни, когда труп Барбары является ей в повторяющихся кошмарах. А иногда Барбара смеется, перемазанная шоколадно-ванильным мороженым. Но чаще всего в ее снах Барбара одинока и страдает, и тогда Нурию терзает ощущение собственного бессилия.
В детстве Барбара была ее девочкой. «Моя маленькая», – шептала ей Нурия, пока та спала, посасывая большой палец. Они повсюду ходили вместе. «Ко мне тут мятная жвачка прилепилась, – говорила она в шутку подругам. – Вот, посмотрите, ее зовут Барбара». «Я не мятная жвачка, – протестовала Барбара, – я клубничная девочка». Бойкая, шустрая, сообразительная – такой она росла. Очень рано начала говорить и все время что-то лопотала. Бывало, в лифте или в поликлинике Нурии приходилось за нее краснеть.