Отравленные джунгли - стр. 30
Первый и единственный брак вспыхнул яркой звездочкой в сумерках однообразных будней. Свою будущую жену он повстречал в одном из темных переулков соседнего с гарнизоном городка на Дальнем Востоке – отбил у троицы то ли пьяных, то ли обкурившихся конопли молодцов. Возвращаясь из гостей, услышал женский крик, поспешил на помощь.
Юных насильников раскидал мощными ударами в считаные секунды. Один из них, кажется, остался после того «разговора» инвалидом – родители добились уголовного дела, Ирина, ставшая по делу и потерпевшей, и свидетелем, своего спасителя не выдала. «Не знаю, кто это мог быть, – упрямо твердила она следователю, – не видела его ни до, ни после. Появился из темноты, раскидал негодяев и был таков». Так и не дознался следак до истины, так и остался спаситель «неизвестным»…
Меж ними промелькнула симпатия, они стали встречаться.
Их любовь и супружество продлилось чуть дольше года, затем огонек стал затухать, пока не погас совсем. Ирина, устав от постоянных ожиданий и нервотрепки, связанных с его частыми и стремительными отъездами, тихо собрала вещи и вернулась к родителям. С тех пор он ее не видел. Она иногда звонит, поздравляет с днем рождения или Новым годом. Он вежливо с ней разговаривает, но предпринять попытку увидеть, вернуть или что-то изменить – не хочет. Знает: ничего изменить невозможно. Предательством ее бегство не счел, полагая, что она заслуживает лучшей участи, чем серая жизнь в стандартной гарнизонной квартире, одинокое, наполовину вдовье существование.
Через год после развода он повстречал симпатичную девушку по имени Виктория. Она была замужем, тем не менее в его сердце снова зародилась любовь, помогая излечиться и позабыть неудавшийся брак.
Одному богу было известно, сколько надежд связывал Гурьев с новым знакомством, сколько душевной теплоты вкладывал в быстро развивавшиеся отношения!
Да, он был обычным мужиком – ослепительных достоинств не имел, как, впрочем, и явных недостатков. Однако ж любовь беречь умел, глубоко веруя в святость и ценность этого редкостного таинства.
Тем удивительнее стала внезапная перемена в поведении высокой жгучей брюнетки. Месяца через три в ее речах замелькали странные фразы о дружбе, о том, что вряд ли она сможет отвечать ему той же пламенной страстью… При этом каждый раз в шутку просила не считать ее стервой.
Не отыскав в анналах памяти ни единого поступка, способного стать причиной разрыва, Захар долго корил себя за неумение сохранить, сберечь хрупкое чувство. И только много позже, вспоминая и переосмысливая ту быстротечную связь, внезапно осознал: очень многое в повадках любительницы бесконечных тусовок, частых посиделок в кафе и многочисленных званых вечеров в своем доме подходило под емкое определение «стерва».