Отправляемся в полдень - стр. 55
Зову Фила снова.
Он входит с тряпкой, какой-то запаренный и злой.
— Эй, ты зачем Машино вечернее платье натянула? — хмурится.
— А чё, — кручусь, подбоченившись, — разве мне плохо?
— Хорошо, но такое надевают по особым случаям.
— А разве у нас не особый сёдня?
— Эх… Хорошо… Пусть по-твоему. Только аккуратно смотри! Я сейчас тряпку кину, а ты на кухню подходи — по коридору и направо.
— А к тебе в комнату можно? Зачем какая-то кухня?
— Ну иди ко мне, хорошо. Всё равно поговорить надо.
Радостно киваю и иду. Переступаю порог и замираю. У Фила не одна книга! Множество! Везде лежат. Невероятно!
Подхожу навесу на стене, там они в ряд. Трогаю одну. Она светлая — белая с уходом в голубизну. А посередине — огненный цветок. Красивый. Затягивающий. А ещё на глаз похоже — жёлтый, неправильный. Видела когда-то глаза такие, а у кого — не вспомню. И зовут книгу длинно и красиво так: «Веб-аналитика 2.0. на практике». Наверное, эта совсем божественная.
Держу осторожно. Сажусь так, чтоб аккуратно на коленях уложить. Глажу обложку.
Фил заходит и садится напротив. В сидуху-крутилку. Чёрную, со спинкой. И тогда только замечаю, что рядом горит окно, а в нём буквы. И рисунки. И знаки всякие.
— Что это? — киваю на свечение.
— Компьютер. Такая машина. Очень умная.
— А, здорово! — прижимаю книгу к себе. — Откуда у тебя столько книг.
Он лыбится:
— Это мало ещё. Вот у моего учителя — вот там книжное раздолье.
— Но откуда? Книга же одна — Божественная.
— Ты имеешь в виду Библию?
И смотрит странно так, будто я чушь сморозила.
— Неа, ту, которая у Данте.
— А, «Божественная комедия» Данте Алигье́ри?
— Да, но почему ты говоришь «комедия»? Вроде комедия, это когда смешно, а там же не смешно ничуть. Волнительно только и высоко. Потому что книга Божественная! Вот. — Глаза прикрываю и говорю: «Любовь, забыть которую нет сил //Тому из нас, кто истинно любил»Прям про тебя и Машу. Там про всех. Много и не всё понятно.
Фил прифигел весь, зеньками лупает.
— Невероятно! — говорит. — Мир, где главная книга, — творение Данте! Такой мир должен быть полон красоты и стихов.
Мотаю головой.
— Красота умерла. Где-то полтора столетия назад. Даже падшие знают. А стихов нет, потому что они наслаждение, а оно — непристойно.
— Да-да, — кивает он, покачиваясь в крутилке, — прочёл уже. Твой мир удивил.
— Ты прочёл мой мир? — кажется, глаза сейчас выпрыгнут из орбит. Потряхивает от шока.
— Угу. Нашёл и твоё Залесье. И тебя. Это книга. Что-то там про розу. Вот.
Вытаскивает из странной штуковины листы и даёт мне.
Кладу на стол книгу с глазом-цветком и впиваюсь в них.