Отправляемся в полдень - стр. 29
— Не, он злой, ругается. Только не любит, когда слабых обижают. И пса своего искал, Барбоса. Странный.
Петрович уходит. А я перебираюсь на подоконник и смотрю на облака. Вижу в них Тотошку и становится… невыносимо...
Хочу домой. Пусть скорее этот шумный осмотрит меня. А Петрович отпустит, зуб даю.
***
Сегодня Карпыч доволен. Телеграфировали, что начальник его деятельность оценил высоко. Того начальника Карпыч никогда не видел и даже не знает, есть он или это придумка тех, что за телеграфом сидят. Иногда начальник сердит, иногда благостен, но никогда — неравнодушен. Профессионал. Во!
Телеграф — у платформы. В будке. Как работает — неведомо. Но оживает раз в две луны, и ну строчить. Тоже по-старому, как газеты те. Телеграфов таких, поди, уже нет. А этот, вон, всё живёт, трудяга.
Карпыч садится у окна и говорит:
— Будем, Серёга, праздновать. Раз начальство хвалит.
— Давай, — говорю. Достаю из синтезатора самогон и разливаю по замусоленным алюминиевым кружкам.
Пристраиваюсь на нарах, стула-то другого нет.
— Ну бывай, — говорю.
— Бывай, — отзывается он.
Выпивает махом, крякает, занюхивает рукавом.
— Эх, хороша!
Не спорю, хотя дерьмо ещё то. Но зато щаз начнётся. Щаз Карпыч тайны пойдёт выбалтывать, сокровенным делиться.
Так и есть. Лезет во внутренний карман. Достаёт снимок. Затёртый. Едва различимый. Вот, мол, гляди. Гляжу. Девчонка — чёлка до бровей, взгляд дерзкий, глаза светлые. Цвет теперь не различить. А вот волосы — даже на этой измятой фотке — неприличные. Розовые.
Морщусь.
— Твоя?
Он мотает головой:
— Найдёнка. Я её из Подземелий Шильды вытащил. Барбоса искал, а на девчонку набрёл. Но это хорошо, что набрёл. За неё-то билет на «Харон» мне и дали.
И давай вещать. Что, дескать, машинист «Харона» сразу замечает, кто ради другого живот положить готов. И голубка шлёт. Белого, как облачко. Вот и к Карпычу такой прилетел. Билетик сияющий к ногам кинул. Он билет себе, а голубя — девчонке. Ей тогда голубь нужнее был.
— Я её выручил, она меня.
И почти улыбается, никогда его таким не видел. Рад, что он смог совершить добрый поступок. Нашёл в себе силы.
Теперь главное понять, где прячет билет.
***
Шумный такой бесшумный, что когда выскакивает прямо передо мной — пугаюсь, шарахаюсь, ору.
Уже задрыхла, а тут это чудо. Когда уже привыкну, что правильные — тоже страшные. Непросто такое в голове уложить, особенно, если двадцать лет жизни мечтал покорёженным стать. Покорёженным всё-таки легче, а на правильных у нас охота. Каждому хочется правильного и на цепь посадить. Потому что красивые. А тут — через одного — страшные. Только та, с пружинками, в лаборатории, и Леночка — смазливые.