Отмычка от разбитого сердца - стр. 27
– Козел он, – проговорила Люська, дав Надежде прикурить и выпустив через ноздри густой вонючий дым. – Хотя, конечно, все мужики козлы… Колька – он еще ничего… если бы не Анфиса… прям как бобик на поводке у нее ходит!
Надежда осторожно закурила, стараясь не затягиваться, но все равно закашлялась: Люськины сигареты были на редкость едкие и ядреные.
– Кто это – Анфиса? – поинтересовалась она, отдышавшись.
– Жена его, – с ненавистью выдохнула Люська и сплюнула на землю. – Своими бы руками задушила эту корову! Если бы не она…
Надежде вовсе не хотелось выслушивать Люськины излияния, и она попыталась перевести разговор на более интересную тему:
– А что здесь случилось пять лет назад?
– Пять лет? – равнодушно переспросила Люська. – Вроде маньяк какой-то орудовал…
– Маньяк? – оживилась Надежда. – Что за маньяк?
– А я почем знаю? Пять лет назад Людмила Синякова была городская штучка, у меня и в мыслях не было в такую глухомань подаваться! В страшном сне не приснилось бы! Работа у меня была хорошая – штукатуром в РСУ, и квартиру я через эту работу получила, однокомнатную, и внешность подходящая… мужики проходу не давали! Вот через них, через мужиков, все мои неприятности…
Надежда поняла, что ей не избежать Люськиной исповеди, и приготовилась слушать.
– Познакомилась я с одним… Реваз звали. То ли чечен, то ли грузин, в общем, лицо нерусской национальности. Но из себя очень видный, а главное – обходительный. Наши-то ребята из РСУ норовили по-простому – бутылку раздавить, и в койку. А этот и в ресторан, и в кино – одним словом, культура. Только домой к себе ни разу не пригласил. Все больше ко мне в однокомнатную. Вроде, говорил, дома у него мама больная, может от моего вида сильно переволноваться. И еще – если в ресторане или дома у меня выпиваем, так он мне все подливает, а себе поменьше. То ли у него со здоровьем что, то ли Аллах не велит. А я, честно тебе признаюсь, когда выпью, сама себе, и то не нравлюсь. И поскандалить могу, и другое чего, а самое главное – ни черта после не помню.
Короче, все у нас с ним хорошо было, и я уже начала про свадьбу задумываться. И Реваз пообещал с мамой познакомить. Которая больная. Но пока суд да дело, пришли мы к какому-то его другу, тоже из этих, из нерусских, и выпила я лишку. Так это выпила, что вовсе отключилась. А потом прихожу в себя – Реваза моего нету, один друг его. И я в таком виде… сама понимаешь. А ничего не помню. Ну то есть ровным счетом ничего. И вдруг в дверь колотят, и врывается злющая такая баба. Надо понимать, что жена. И начинает орать, что Ахмет – сволочь и кобель (этого друга Ахметом звали, я вспомнила), и чуть только его на минутку оставишь, он уже непременно какую-нибудь шалаву приведет. Это она уже про меня. А я, если честно, и правда не помню – может, что и было у меня с этим Ахметом. Но на шалаву, понятное дело, обиделась и полезла с ней драться.