Отмычка от разбитого сердца - стр. 29
– Чего? – сдуру переспросила Надежда.
– Сама, что ли, не понимаешь? – Люська взглянула на нее исподлобья. – Винца хоть какого… или наливки… или там настойки овса, на крайний случай…
– Откуда! – Надежда захлопала глазами и попятилась.
– Ну, нет так нет… – Люська затоптала окурок и вздохнула. – Ладно, пойду я… суп у меня варится.
Ночью Надежда не сомкнула глаз.
В комнате у старухи было ужасно тесно и душно, подушка моментально нагрелась, простыня сбилась и уползла куда-то в ноги, а самое главное – Аглая Васильевна ужасно храпела.
Причем она храпела не тем ровным могучим храпом, к которому можно постепенно привыкнуть, как привыкают люди к звукам проезжающих за окном трамваев, к уличному шуму и даже, говорят, к грохоту Ниагарского водопада. Нет, она несколько минут спала тихо и спокойно, как младенец, так что Надежда уже и сама начинала задремывать, как вдруг старуха резко всхрапывала, издавая такой звук, какой издает бензопила, наткнувшись на гвоздь или на проволоку. Надежду подбрасывало на кровати, она несколько секунд испуганно таращилась в темноту, пытаясь понять, что произошло. Тем временем Аглая Васильевна переворачивалась на другой бок и снова засыпала.
Так повторялось не меньше десяти раз, и, когда на улице окончательно рассвело, Надежда поняла, что выспаться ей уже не удастся.
Встала она измученная, с головной болью и мешками под глазами.
Разглядев свое отражение в мутном старухином зеркале, она тяжело вздохнула и проговорила вполголоса:
– А говорят, что в деревне сказочный сон! Нет, еще одну такую ночь я не переживу!
На улице уже копошилась Люська. Увидев бледную, невыспавшуюся Надежду, она усмехнулась:
– А говорила, что у тебя нет ничего! Выглядишь, подруга, как с крутого перепоя!
– Да спала плохо… – пожаловалась Надежда, – Аглая Васильевна ужасно храпит…
– Так перебирайся в ту комнатку, что наверху, – посоветовала Люська. – Там жить можно, только обои поклеить надо. Я в прошлом годе начала, и обои Николай привез, да расхотела что-то…
После завтрака Надежда вскарабкалась наверх по шаткой скрипучей лестнице. Там обнаружились два помещения. Слева от лестницы находился темный чулан с низким скошенным потолком, забитый всяким старьем – поношенными ватниками, протертыми до дыр пиджаками, прорванными резиновыми сапогами, керосиновыми лампами, довоенными фанерными чемоданами, стопками пожелтевших газет и журналов. На самом видном месте красовался огромный керогаз – царь и повелитель любой довоенной кухни.
Справа же от лестницы была довольно симпатичная светлая комнатка с большим окном, из которого виднелись освещенные солнцем ели.