Отказ не принимается - стр. 45
Когда он появился? Виктор же должен был отсутствовать неделю? Прошло всего четыре дня… Я уже могу ехать домой? Уже поздно в ночь тягать Тимку… И я боюсь в ночи по трассе, столько несчастных случаев…
А наш… договор… Он в силе? Я точно помню, что подписывала бумагу со сроком в неделю…
Загоняя свои мысли куда угодно, лишь бы не вспоминать внимательные глаза, легкую щетину и щемящий момент, я спускаюсь по лестнице в холл, где слышен баритон Воронцова и звонкий щебет Тиль.
Смущаясь, иду на зов девочки:
– Смотри, что мне папа привез! – она показывает мне милейшего плюшевого зайца в джинсовом комбинезоне.
А с верхней площадки, поднявшись на кованые вензеля решеток и перевесившись через перила, подает голос Тимка:
– А мне тоже привезли подарок! Сейчас покажу… – и дергается, чтобы слезть, но его движение слишком резкое.
Прямо у меня на глазах, его ножка подворачивается. Тимошка теряет равновесие и, взмахнув ручками, летит вниз.
23. Глава 22
Крик застревает в горле, сердце обрывается, меня в миг окатывает ледяной пот.
Рвусь к Тимке, но стоящий ближе к лестнице Воронцов успевает первым.
Мелкий с оглушительным визгом падает на Виктора, который, покачнувшись, умудряется на разжать руки, когда пятнадцатикилограммовый камушек падает на него с трехметровой высоты.
Под шум крови в ушах я подлетаю к Воронцову, протягивая руки, чтобы забрать свое сокровище. Перепуганный Тимка ревет во всю мощь легких, но Виктор не отдает мне ребенка.
– Успокойся! – шипит он на подвывающую от ужаса меня, хотя у самого в лице не кровинки. – Или напугаешь слезами, или ругать будешь!
Он очень точно характеризует мое состояния. Я на грани между вцепиться в Тимошку и орать от страха.
Прижимая к себе заходящегося плачем ребенка, Воронцов идет на кухню, где на пороге с огромными от испуга глазами комкает полотенце Екатерина.
Меня трясет так, что я понимаю, брать Тимку на руки в таком состоянии – плохая идея.
Стою, замерев на месте и отходя от шока, пытаюсь глубокими вдохами угомонить бешено стучащее сердце. Сквозь отупение к мозгу прорывает тоненькое хныканье. Эстель тоже напугалась и теперь, размазывая слезы, жмется к моим ногам.
Дрожащими руками глажу растрепанные хвостики:
– Все хорошо. Не бойся. Тиль, все хорошо…
Кто бы меня саму успокоил. Ужасный момент, вспарывая ил прошлого, поднимается на поверхность воспоминаний, вставая перед глазами и парализуя, но плачь девочки заставляет меня собраться.
Взяв детскую ладошку ледяными пальцами, на подгибающихся ногах иду на кухню, где среди уютной атмосферы и запаха тимьяна, страхи чуть-чуть отступают. Не до конца, но они уже за плечом, а не застилают мне взор.