Отходняк после ящика водки - стр. 68
– Эстетическая категория?
– Да. Язык – это часть меня. То есть я должен говорить так, как хочу. Я никогда не научусь говорить по-английски так, как по-русски. Я хочу слышать то, что хочу. Для меня это часть мира. Или часть жизни. Есть шесть наших органов чувств, а вот язык для меня – это как музыка, как литература. Вот без этого мне бы сильно чего-то не хватало… Я потерял бы…
– А на твоей родине, на Украине?
– Сейчас уже то же самое. Хотя в детстве я украинским владел достаточно хорошо.
– Но сейчас и на Украине можно жить, общаясь только на русском. Еще долго можно будет так жить.
– Ты имеешь в виду, мог бы я жить на Украине?
– Да.
– В этом смысле я не вижу большой разницы с Россией. Небольшая разница есть, с точки зрения, ну скажем, культурологических ценностей.
– А вот в чем – ты как человек, который родился на Украине, причем в той ее самой западной части, которая в наибольшей степени антимоскальски настроена, – вот ты можешь сформулировать суть претензий украинцев к России, не позволяющих им жить в одном государстве? Или это все на уровне эмоций? А сформулировать это в виде слов невозможно?
– Да нет, конечно, возможно. Все ж понятно: люди жили совершенно в другом обществе.
– В каком таком другом? Ты имеешь в виду Польшу в 39-м году?
– Да. Поверь, Алик, это большая разница. Это было нормальное развитое капиталистическое общество. Это не была какая-то окраина чего-то.
– Нет, ну это была Австро-Венгрия для начала, а не Польша никакая.
– Тем более. Хотя это было еще раньше. Австро-Венгрия была до революции, до 14-го года. Мой отец родился там и вырос. Он достаточно подробно рассказывал об образе жизни этого небольшого городишка. Это было нормальное европейское государство. Со всеми нашими бытовыми, обыденными представлениями о том, как оно живет. Люди жили в более-менее нормальных условиях, они там ездили отдыхать, они там имели хорошее образование, они жили в другом обществе. Не было известного пресса со стороны политических сил. По крайней мере из рассказов моего отца или тех, кто там жил, я не увидел какого-то влияния политики на жизнь людей. Это была многонациональная страна. Многонациональный город – Дрогобыч. В нем до войны была треть еврейского населения, которое, насколько я понимаю, не испытывало какой-нибудь там гнет. У меня оттуда вся моя еврейская ветвь представлена. Это было достаточно цивилизованное государство. Я, например, сужу по образованию. У отца сохранились его книжки из гимназии – что они учили, как они учились. Знаешь, у них сохранилась старая австро-венгерская, да, впрочем, и дореволюционная российская, традиционная система: сначала ты учился в начальной школе, а потом было разветвление на классическое и реальное образование. Кто выбирал классическое – шел в гимназию. Кто выбирал реальное – шел в реальное училище. Отец пошел в гимназию.