Отель «Виктория» - стр. 10
Выйдя на улицу с двумя массивными чемоданами, я подошла к автобусной остановке и стала ждать свой маршрут. С транспортом в этом большом городе проблем не было, и уже через пять минут я сидела у окна в просторном фиолетовом автобусе. Обогнув кольцо, он помчал нас мимо высотных бизнес-центров, старинных дворянских особняков, которые теперь были преобразованы в музеи и административные здания и парков, в которых все еще цвели розы. Несмотря на хмурую дождливую погоду и опадающую с разноцветных деревьев листву, город К. был ухожен и притягателен. Со скверов и многочисленных аккуратных аллей через окно автобуса на меня смотрели обширные клумбы с пестрыми астрами и хризантемами, которые всеми силами старались вытеснить пасмурную серость из города, как неуместную хозяйку. Некоторые летние кафе до сих пор работали, бойкотируя надвигающийся холод и мрак. И они, на мое удивление, не пустовали. Но, чем дальше я ехала, тем невзрачнее становился пейзаж за окном. Больше не было ни торговых центров, ни дворцов, ни ухоженных парков, лишь изредка попадались небольшие скверы, на которых скудно цвели прижатые к земле и перемешанные с пожухлой травой истрепанные бархатцы. Стало понятным: я уже была на северной окраине города. Она так отличалась от той живописной окраины, облюбованной богачами, где находился мой отель: это была окраина, где издавна жила беднота этого города.
Водитель высадил меня у полуразвалившейся автобусной остановки, на которой спал грязный бомж, прикрывшийся картоном, словно одеялом. «Хорошее начало» – подумала я, разглядывая неказистые трехэтажные дома невзрачного серого цвета, которые, казалось, ветер подует, и рассыплются, словно столетний прах. Найдя нужный дом, я зашла в подъезд. Поднимаясь вверх по лестнице, я заметила на площадке между первым и вторым этажами почтовые ящики, которые были утыканы веером неоплаченных квитанций за квартплату. Их было так много, что часть из них выпала и беспорядочно валялась на полу. «Похоже, жители этого дома не могут похвастаться высокой платежеспособностью» – промелькнуло у меня в голове. В подъезде было довольно темно: вместо стекол, на маленьких окошках торчала фанера. Все стены были разрисованы грубой нецензурной бранью. На втором этаже возле первой двери кто-то любовно вывел коричневой краской: «Чтоб ты сдох». Эта надпись соседствовала с четырьмя восклицательными знаками, которые зрительно увеличивали объем гнева незадачливого писателя. Краска была совсем свежей, еще не высохла. Наверное, хозяин квартиры еще не успел увидеть столь поэтическое пожелание в свой адрес.