Отец лучшей подруги - стр. 84

В итоге мать и дитя оказались в порочном круге, в котором одна не могла придерживаться своего решения до конца, второй — получал желаемое после нескольких часов истерики. А третий просто тянул на себе все остальное.

Егор уже выучил ритуал. Если хорошенько покричать, то непривычная еда и резиновая соска исчезнут, а появится родная и теплая грудь.

Все это я и объясняю Косте, а еще озвучиваю выводы, к которым пришла. 

Они однозначные — с грудным кормлением надо заканчивать.

Костя бледнеет.

Легко представить, какой по силе будет истерика нашего спящего ангелочка, если грудь он так и не получит.

— Но как завязывать? — шепчет он. — Юля первая сдастся. Она не выдерживает его плач…

— Знаю, поэтому Юле придется уехать. Ненадолго, всего на пару дней. Это один из гарантированных методов. Тогда Егор не будет чувствовать ее рядом. Понимаешь, он не может не начать есть. Тысячи детей растут на сухих молочных смесях, в этом нет ничего страшного. Просто у него закрепилась привычка, а мы сейчас должны разорвать связь между истерикой и появлением молока.

— Уезжать обязательно?

— Консультант сказала, что да. Пока Юля будет рядом с сыном, мы ничего не добьемся.

Костя кивает.

— И на это время, ты останешься у нас?

По уму, чтобы помочь Косте, мне нужно переехать к Дмитриевым. Но я не могу. Не могу снова остаться у них на ночь.

Не могу видеть Платона дольше нескольких минут. Не хочу позволять сандаловому аромату наполнять мои легкие так, чтобы потом, всю дорогу до дома, пытаться отдышаться.

Последние два дня я Платона почти не вижу, и меня это устраивает. Когда он возвращается домой, я уже в дверях. Я убегаю, едва ли не на задержке дыхания, сопротивляясь древесным ноткам всем своим благоразумием.

Остаться же на ночь — значит, лишний раз испытать себя на прочность. А стойкости во мне не осталось. Стоит Платону задержать на мне свой взгляд дольше обычного, и мое самообладание испарится как лужа на раскаленном асфальте. Слава богу, Платон тоже решил игнорировать меня. 

Мотаю головой и отвожу взгляд на исписанные листы, лишь бы не смотреть на Костю.

— Нет, нет. Оставаться у вас я не смогу… Тем более, мама в Омск улетела, и Яков там один. Я буду приезжать рано утром, как сейчас, а вечером уезжать домой.

Мой брат прекрасно прожил один несколько лет в России, и Костя это знает.

— А может, передумаешь и останешься?…

Можно было бы решить, что он ко мне подкатывает, но это не так. Ночные истерики — его личный кошмар, оставаться один на один с орущим ультразвуком ангелочком, которому ты никак помочь не можешь, потому что груди и молока у тебя нет, то еще испытание для мужчины.