Отец лучшей подруги - стр. 69
Она тянется к третьей рюмке, колеблется, но потом говорит себе под нос:
— Нет, пожалуй, слишком крепкая для ребенка… — и добавляет уже громче. — Садись, Лея. Садись. Все равно речь как раз о тебе…
Затем, даже не закусив, мама торопливо разливает наливку по новой.
Платон смотрит куда угодно, только не на меня, когда я занимаю свободный стул напротив него.
Ничего не понимаю, он приехал, чтобы поговорить с моей мамой? Обо мне?!
И что же он ей такого сказал, что она теперь глушит спирт, как заправская алкоголичка?
Платон в это время крайне заинтересовано считает кубики моркови в своем винегрете, поэтому ничего лучше не придумав, просто пинаю его ногой под столом.
И тогда он все-таки поднимает свой взгляд.
От этого взгляда на нашей кухне будто сгорает весь кислород.
Он смотрит на меня так, как смотрел только в отеле, когда на мне из одежды оставался только лифчик. Сейчас, как и тогда, его глаза стали почти черными из-за расширившихся зрачков.
Я будто снова оказываюсь там, на коленях на жестком гостиничном паласе, пока Платон сдирает с себя презерватив, потом очерчивает большим пальцем мои губы и велит в последний раз открыть рот.
— Я все знаю, Лея, — произносит глухо мама. — Платон мне все рассказал.
Что? Как это «все рассказал»?
Вот прямо взял и все-все-все рассказал?!
— Лея, твоя мама знает, что ты была в клубе вместе со мной, — встревает Платон, гипнотизируя меня, как кобра обреченного кролика. — Я рассказал, что сначала мы съездили к врачу, но потом тебе кто-то позвонил, и ты от меня сбежала. Не сразу, но я все-таки тебя нашел. Так что теперь твоя мама знает, что это я втолкнул тебя в ту уборную, потому что не мог оставить в ночном клубе в таком состоянии.
— В таком состоянии? — повторяю за ним эхом.
— Ты много выпила, Лея. Я рассказал правду о том, что события в туалете развивались далеко не так романтично, как могло показаться со стороны какой-то твоей однокласснице. Я просто держал твои волосы, пока тебя выворачивало наизнанку.
Вот, значит, как все было? Сверлю его глазами.
И зачем же тебе, интересно, понадобилось приезжать среди ночи, если исповедоваться ты все равно не собирался?
— Ты нужна Юле, — отвечает на мои мысли Платон. — А Сара Львовна была твердо намерена держать тебя взаперти.
— Ой, какая я тебе Сара Львовна, Платон… Давай пей, раз начал.
На этот раз они чокаются.
Даже Платон после наливки кривится, а мою маму так и вовсе передергивает. Но своей цели она не изменяет — наполняет рюмки в третий раз.
— Спасибо, что заботишься о моей Лее, как о родной дочери…
После крепкого алкоголя мамин голос становится хриплым и низким, а я перевожу укоризненный взгляд на Платона.