Отец лучшей подруги - стр. 42
И что Костя имел в виду, когда говорил, что мне достается Платон? С ним-то я что должна делать? Если его не трогать, так он сам и успокоится, верно?
Решив, что все логично и ломиться в его спальню я точно не буду, на цыпочках разворачиваюсь к кухне, чтобы переждать бурю там, но тогда же слышу, как Платон снова распахивает дверь.
Он успел одеться полностью.
На нем те темные джинсы, которые я уже видела, только теперь я могу убедиться, как хорошо они обтягивают его крепкие бедра. И наверняка ягодицы, но мне этого не видно, так как Платон стоит ко мне лицом, но мое воображение этот факт не останавливает. На ворот темной футболки капает с влажных волос, которые Платон кое-как ерошит полотенцем.
— Ты мне и нужна, — говорит он. — Пойдем.
Швырнув в спальню мокрое полотенце, Платон идет в противоположную сторону к входной двери.
— Вы куда? — семеню я за ним. — Вам надо лежать! Отдыхать!
В ту же секунду я оказываюсь вжата в стену.
— В последний раз тебя предупреждаю. Хватит выкать. Я старше тебя на каких-то десять лет. И напомню, что три дня назад это ты, Лея, ты и только ты умоляла меня двигаться быстрее, еще быстрее, и вообще не так чтобы стеснялась. Так что не надо сейчас из меня старика делать.
По его виду понятно, что в таком состоянии с ним лучше не шутить, но я все равно не могу сдержаться.
— На тринадцать.
— Что на тринадцать?
— Вы старше меня на тринадцать лет, Платон. Так куда вы… То есть мы идем?
— А куда ты в этом бесстыдном виде собралась? Забыла уже?
— Я собиралась в клуб. Но вместе с Юлей!
— Что ж, у Юли, как видишь, семья и сын, и она страшно занята, а я вот совершенно свободен и готов составить тебе компанию, чтобы как следует повеселиться. Так что накидывай куртку и поехали.
— Но вы… Ты себя плохо чувствуешь, и лучше бы вам… Тебе провести время в постели, а не в накуренном помещении!
— Логично. Тогда выбирай, Лея. Либо мы едем в клуб, либо проводим это время в постели, но тоже вместе.
— Вы шутите, Платон?
Раньше, чем я успеваю опомниться, Платон задирает мою юбку, обнажая ягодицу, и припечатывает ладонью.
— Так на тебе еще и чулки? — удивленно выдыхает он сквозь зубы.
— Вы что делаете?! — начинаю вырываться, но только получаю еще один шлепок, уже по другой ягодице.
Задница теперь горит с обеих сторон одинаково, а в ядовито-зеленых глазах Платона беснуется пламя.
— Я предупреждал тебя, чтобы ты завязывала со своим выканьем? А что делают с плохими девочками? Их наказывают, Лея.
От обиды хватаю ртом воздух. Шлепками по заднице меня не наказывали даже в детстве, не говоря уже о том, что наказание у Платона выходит неоднозначное.