От Гудзона до Иртыша крыша едет не спеша - стр. 4
На трибуну вышел Юрий Васильевич Кожевников, декан, заведующий кафедрой прикладной математики, доктор наук, профессор. Невысокий плечистый, всегда серьёзный, погружённый в себя он вдруг заговорил возвышенным слогом:
– Студенчество – как белоснежное облако, сказочно проплывёт по жизни в солнечной выси и растворится за горизонтом… Лучшие стихи Александр Сергеевич Пушкин посвятил 19 октября, дню царско-сельского лицея, годам сердечной дружбы, любви, весеннему разливу эмоций…
В высоченные окна актового зала вламывалось солнце, утро было в разгаре. Парни, девушки заняли все первые ряды, человек сто двадцать каистов-именинников сидели с колокольчиками в руках, которые пребывали в нетерпении, просились в дело. Наконец на сцену вбежали два парня, продели круглый шест в ухо колокола, подняли его, водрузили концы шеста себе на плечи… Славно послужил когда-то колокол речному флоту, оглашая сигнальной музыкой просторы Волги-матушки, а теперь приватизированный студентами с гордостью носил звание главного колокола институтской жизни.
Рука звонаря на секунду замерла в театральной паузе, а потом дёрнула за верёвку, язык ударил о купол, раздался первый звук последнего звонка, а за ним грянуло многоголосое энергичное:
– Ура!!!
И зачастили, захлёбываясь от нетерпения, колокольчики, разом вознесённые над головами каистов.
Именинники высыпали на центральную площадь города. Звалась она редким по тем временам именем – площадь Свободы. Но времена были серьёзные: не шалтай-балтай-либералиссимус – никаких демонстраций, шествий, митингов. Подобные мероприятия проводились всего три раза в году – 1 Мая, 9 Мая и 7 ноября. И вдруг в будний день идёт несанкционированная толпа без флагов и портретов, зато радость через край… Надо сказать, не останавливала студентов милиция, не требовала прекратить безобразие, относились с пониманием – у студентов великий праздник. Кстати, никакой милиции и не было поблизости. У оперного театра стояла группа экскурсантов-иностранцев, похоже, западных немцев, им наговорили с три короба в родной ФРГ, дескать, в Советском Союзе строем все ходят, и вдруг из ряда вон выходящее явление социалистической действительности средь бела дня в городе, в котором имелись районы, куда им въезд категорически был запрещён.
День выдался высоким и безбрежным, он блистал солнцем, выгнутым небом, сочной листвой. Май передавал лету золотые, синие и зелёные краски, сверкающие молодостью. Под звон колокола, который торжественно несли в авангарде шествия, каисты двигались от одного здания института к другому. Корпуса исторически официально звались «домами», висели соответствующие таблички: «Первый дом КАИ», «Второй дом КАИ»,… «Пятый дом КАИ». На русском и татарском языках. Маршрут был проложен не в возрастающем порядке номеров. Ближайший от «Первого дома» (главного, в нём кабинет ректора) был «Пятый», оба на улице Карла Маркса. Начали с «Пятого» (главного для их факультета), затем направились в «Первый», громко прошлись по коридорам (у ректора не стали отмечаться, пусть спокойно работает) и взяли курс в направлении «Третьего». По пути был «Четвёртый», но он не представлял интереса – не учебный корпус в полном смысле этого слова – в здании бывшей кирхи находилась институтская аэродинамическая труба. Закончили обход «Вторым домом», доставшимся институту от художественного училища, о чём говорила огромная статуя Геракла, возлёгшего во весь огромный, метра четыре, рост на невысоком постаменте в просторном вестибюле. Почесать пятку античному герою считалось хорошей приметой. По состоянию пятки читалось, каистам суеверие было не чуждо – чесали её студенты без устали.