Освальд Бэстейбл и другие - стр. 33
Тот человек вытаращил глаза, потом нахмурился, потом рассмеялся, и, сказав что-то об устах младенца и истине, пошел своей дорогой.
Мы тоже продолжили путь, и наши души были погружены во мрак, который сгущался все больше по мере того, как мы приближались к дому.
В тот вечер, когда малыши легли спать, мы устроили совет. Дора и Элис, похоже, проплакали весь день. Они почувствовали себя немного лучше, услышав, что никто не сгорел заживо. Элис сказала, что все время думала о больших семьях, сгоревших дотла. Но насчет того, рассказать или нет об огненном шаре, мы не смогли сойтись во мнении.
Элис и Освальд считали, что мы должны сознаться. Но Дикки говорил:
– Подождем.
Дора сказала, что нужно написать о случившемся отцу.
– Какая разница, уверены мы или нет, что ферму поджег наш шар, – заметила Элис. – Думаю, виноват он… И в любом случае мы должны признаться.
– Я тоже так считаю, – согласился Освальд, – но хотелось бы знать, какой за это полагается тюремный срок.
Мы легли спать, так ничего и не решив.
Освальд проснулся спозаранку, встал и посмотрел в окно: от обреченного двора все еще поднималось большое облако дыма. Тогда он разбудил Элис и сказал:
– Вдруг полиция заперла бедного фермера в отвратительной камере? А виноваты-то мы.
– Я думаю точно так же, – призналась Элис.
– Оденься, – велел Освальд.
Когда Элис оделась и вышла на дорогу, там уже твердой походкой расхаживал Освальд, бледный, но решительный.
– Знаешь, давай пойдем и во всем признаемся, – предложил он. – Скажем, что мы с тобой смастерили шар. Остальные, если захотят, смогут остаться в стороне.
– Если нас действительно посадят в тюрьму, они не останутся в стороне, – ответила Элис. – Но с нашей стороны будет благородно постараться не впутывать младших. Давай так и сделаем.
И тут мы поняли, что не знаем, кому сдаваться.
– Сообщить в полицию? Нет, это слишком роковой поступок, – сказала Элис. – Тогда пути назад уже не будет. Кроме того, полицейский здесь всего один – Джеймсон, а он ужасно глупый.
Уверяю, вы понятия не имеете, каково это: иметь на своей совести такое преступление, как поджог, потратить столько душевных сил, чтобы решить сознаться, а потом не знать, кому же именно признаваться.
Мы провели ужасный день. И все это время стога пылали. Все жители деревни приезжали на телегах и велосипедах посмотреть на пожар – как на ярмарку или в балаган. При других обстоятельствах мы поступили бы точно так же, но сейчас у нас не было на это сил.
Вечером Освальд отправился прогуляться в одиночестве и понял, что ноги несут его к скромному жилищу старого моряка, который однажды помог нам в приключении с контрабандой.