Острова и море - стр. 34

– Расскажи что-нибудь из того времени, когда я уже говорил по-французски.

– Позже я возил тебя в коляске, довольно дешевой, легкой, складной, мы доезжали до кафе «Клозери де Лила», там завтракали, я читал газету, а ты глазел на проходящих по бульвару. После завтрака…

– А что было на завтрак?

– Булочка и café au lait[10].

– И мне тоже?

– Тебе добавляли капельку кофе в молоко.

– Это я помню. А куда мы шли потом?

– Я перевозил тебя на противоположную сторону улицы, и дальше мы ехали мимо фонтана с бронзовыми конями, рыбками и русалками, потом спускались к скверу в окружении каштанов, где играли французские дети, а их няньки сидели на скамейках вдоль посыпанных гравием дорожек…

– А налево – Эльзасская школа, – сказал Том-младший.

– А направо – жилые дома…

– Жилые дома и студии со стеклянными крышами, где работали художники, – эта улица шла вниз и налево и была довольно triste[11] от темных камней, ведь дома тянулись по ее теневой стороне.

– А когда это было – осенью, весной или зимой? – спросил Томас Хадсон.

– Поздней осенью.

– Значит, было холодно, у тебя краснели щеки и нос, а мы катили дальше через железные ворота в верхней части Люксембургского сада, спускались к озеру, огибали его, потом поворачивали направо – к фонтану Медичи и скульптурам, и выходили из ворот к театру «Одеон» и, пройдя пару переулков, оказывались на бульваре Сен-Мишель…

– Буль Миш…

– И по Буль Миш мимо Клюни…

– Справа от нас…

– Темного, мрачного, и по бульвару Сен-Жермен…

– Самая интересная улица, и движение на ней было большое. Странно, тогда все казалось таким волнующим и опасным. А дальше мы шли по улице Рен, проходили кафе «Две Макаки» и перекресток у «Липпа», и там всегда было спокойно. Почему, папа?

– Не знаю, Shatz.

– Хотелось бы услышать что-нибудь кроме названий улиц, – сказал Эндрю. – Я уже устал от этих названий, тем более что в этом городе я никогда не был. Неужели ничего там с вами не случалось?

– Расскажи о каком-нибудь случае, папа, – попросил Том-младший. – Об улицах мы поговорим с тобой наедине.

– Ничего особенного тогда не случалось, – сказал Томас Хадсон. – Мы доходили до площади Сен-Мишель и садились на веранде кафе, твой папа рисовал, пил кофе со сливками, а тебе приносили пиво.

– Я что, любил пиво?

– Ты был большой любитель пива. Но за едой предпочитал воду с капелькой красного вина.

– Помню. L’eau rougie[12].

– Exactement[13], – сказал Томас Хадсон. – Ты лихо управлялся с l’eau rougie, но и от пива не отказывался.

– А в Австрии я помню, как катался на санках, помню нашу собаку Шнауца и снег.