Остров Хризантем - стр. 8

– Да, я это знаю. Нелегко вам это пережить…

– Мне как раз гораздо легче, чем супруге моей. Понимаете сами – почему. Здесь я, с вами, на «Витязе», и дело у меня большое и сложное. А с делом любую невзгоду жизненную преодолеть можно. Что же до женского характера, да и женских тайн вообще… Мужчины это все выдумали, неспособные женщину увлечь, для оправдания слабости своей.

Я не нашел что возразить, и наш разговор с Макаровым на этом в тот раз закончился.

К вечеру погода резко изменилась. Корвет наш приближался к Ладронским островам, что полумесяцем растянулись на несколько сотен миль с юга на север, как бы опоясывая с востока Филиппинское море и отделяя его от Тихого океана.

Поднялся ветер, который постепенно еще усиливался, а на гребнях волн появились буруны.

– Быть шторму! – сказал капитан 2-го ранга Вирениус, стоя на мостике. – Не пройдет и полутора часов, как стихия накроет нас.

– Ничего, – ответил Макаров. – Мы в октябре на подходе к Лиссабону уже двенадцать баллов имели. Выдюжим!

Он сказал это, а мне вспомнилась фраза Степана Осиповича о том, что всякий корабль – это есть живой организм. И теперь, когда он произнес «мы», я понял: он говорил не только о команде, а о живом организме по имени «Витязь».

Тем временем ветер все крепчал. Была отдана команда зарифить грот, потом и все остальные паруса. Несмотря на то что корвет представлял собой теперь некий полуголый скелет с торчащими в лохмотьях собранных парусов фоком и гротом, с сиротливо рыскающим впереди бушпритом, его кидало из стороны в сторону как щепу.

Сейчас, когда шторм уже миновал и все опасения мои касательно благополучного преодоления стихии давно позади, могу с откровенностью сказать, что испугался я не на шутку. Даже в прошлом году у берегов Португалии было как-то не так боязно мне. Понимаю, что тогда все для меня, молодого лекаря, впервые участвовавшего в кругосветном походе, было внове, неиспытанным и, смею заявить – даже любопытным. Теперь же, после нескольких месяцев плавания, когда я могу уже что-то с чем-то сравнивать, этот новый и весьма сильный шторм изрядно потрепал не только наш корвет, но и мою нервную систему, как и многих, окружающих меня на корабле, – тоже.

Корабль наш, юный, свежий, только построенный, стонал и кряхтел, как древний старец, но еще сильнее стонал и завывал в снастях ветер. Он свистел диким посвистом с такой злобной свирепостью, что мне казалось: еще мгновение, и такелаж станет рваться и стремительно улетать прочь, как осенняя паутина.

Беспрестанно хлестал сильный дождь. Все, кто в это время работал на палубе, давно вымокли до самого нутра. К тому же громадные волны то вздымались выше грот-рея, с жуткой, хищной сноровкой нависая над корветом и обрушивая на него тонны кипящей воды, то падали в бездну, выталкивая на свои могучие гребни несчастный, беспомощный корабль с оголявшимися в такие мгновения килем и винтом.