ОстротА. Записки русского бойца из ада - стр. 4

Поездка еще совсем не успела мне надоесть, когда «буханка» начала пересекать блокпосты, вдоль дороги стала мелькать разбитая техника, дома все чаще и чаще были уничтожены и сожжены. Мы мчались к линии фронта, реальность плавилась, менялась и трубила об этом. Здесь бывала ОстротА, она тут играла и забавлялась. Не только с солдатами, с мирняком тоже, который не по своей воле оказывался в ее охотничьих угодьях. Приезжать откровенно не хотелось, но иного выбора не было – разрушений становилось все больше, они были почти повсеместными, значит, пункт назначения совсем близко. «Буханка» промчалась мимо расстрелянной артиллерией церкви, над которой еще возвышался купол, но стены были проломлены попаданиями в нескольких местах.

– Это Граната?

– Нет, до Гранаты еще очень далеко! – отозвался Самбо.

Граната – это условное обозначение локации, возле которой наши укрывались во время одного из штурмов. Представляла она собой также разбитую часовню где-то неподалеку от Угледара. Если это не она, значит, нам чуть дальше. А Самбо тем временем постоянно повторял, что здесь даже воздух другой, дышится по-другому. Хотя менялся, конечно, не воздух – в угодьях ОстротЫ мы просто сами начинаем дышать по-другому, начинаем ценить вдох, понимая, что нас может ждать.

Водитель нажал на тормоза, перегруженная «буханка» встала между побитых взрывами одноэтажных и весьма типичных дачно-сельских домов. Мы не высаживались – ждали команды. А когда она поступила – сразу же выпрыгнули и стали хаотично вытаскивать вещи, хаотично же туда сваленные. Больше всего сейчас меня беспокоила судьба моих пожитков, вещей дорогих и хрупких – кучи квадрокоптеров, антидроновой пушки, рюкзака, на котором висели саперная лопатка, аптечка, спальный мешок, противогаз… Самого рюкзака за этим всем не было видно.

Всегда самым сложным на боевом выезде было заступление на позицию. Когда я в металлической каске пер на себе бутылки с водой под Авдеевкой. Когда в Поповом лесу я ночью падал через стволы деревьев, упавшие из-за обстрелов. Теперь, когда мы заступали под Угледаром. Всегда – самое тяжелое и мерзкое.

Итак, броня, шлем. За спиной – уже упомянутый рюкзак, почти невидимый из-за всякого привязанного к нему дерьма. Автомат. Противодроновое ружье в руках, еще гребаный чехол от этого самого ружья размером с гроб, который я вообще не хотел с собой брать. Он в левой руке, в ней же – лопата. Она зажата между ручками чехла, подобными тем, что пришивают к спортивным сумкам, и норовит вывалиться каждый раз, когда я прохожу новый десяток метров.