Останемся врагами - стр. 77
В следующую секунду я вижу, как испуганный Самойлов в своем баснословно дорогом костюме лежит на земле, и на белый лацкан падают капли алой крови из разбитого носа.
– Пошли! – Матвей не берет, нет – жестко хватает меня за руку и тащит из беседки вниз по каменным ступеням, к реке.
– Ты совсем охренел? Пусти меня! – кричу, извиваюсь, пытаясь вырваться. Но он тащит меня как бронепоезд, и противиться этой силе бессмысленно.
Внизу, у реки, есть ниша, скрытая от лишних глаз живой изгородью. Обычно здесь устраивают фотозоны, но Самойлов-старший, видимо, отказался от этого популярного веяния.
Варшавский затаскивает меня внутрь и с силой толкает спиной к металлическому каркасу, скрытому за полотном душистой зелени.
– Какого хера это было? – шипит мне в лицо, придавив выставленным поперек моего горла предплечьем. Он не душит – устрашает. Но меня, переполненную яростью и адреналином, это только разжигает.
– Он мой будущий муж! И я буду трахаться с ним столько, сколько захочу! Понятно тебе?
– Ты не выйдешь за этого лоха.
– Да пошел ты!
– Сосите оба. Я сказал НЕТ!
– Какого черта ты указываешь мне, что делать? Сам пришел с какой-то телкой, я видела вас вместе! И не только сегодня – раньше у торгового центра! Кто она?
– Никто. У нас с ней ничего серьезного.
– А у нас с Глебом – серьезно!
– Поэтому ты так сильно не хотела за него замуж, что даже сбежала из дома? И поэтому он даже не трахнул тебя? Ждал, когда за него всю грязную работу выполнит кто-то другой?
– Ты изнасиловал меня! Я не хотела этого! – шиплю, слегка задыхаясь от нехватки кислорода.
Он смеется, и смех его оправдан.
– Ты кончила со мной спустя тридцать секунд, я даже засунуть толком не успел.
– Может, потому что засовывать нечего?
Я хочу разозлить его. Унизить. Ужалить побольнее. Так глупо и по-детски.
– Нечего? – угрожающе шепчет он, усиливая хватку. Цепляюсь пальцами в его руку, пытаясь скинуть, дать доступ кислороду.
Он засовывает свободную руку в мой вульгарно глубокий вырез, сжимает грудь, с наслаждением потирая большим пальцем мгновенно отозвавшийся на ласку сосок.
– Платье как у шлюхи.
– Поэтому у тебя встал?
А у него встал. Встал сразу же, едва он придавил меня к стене. И несмотря на лютую ненависть я сразу же ощутила проклятое возбуждение.
– Отпусти. Я ненавижу тебя, слышишь, Варшавский? Ты – подонок.
– Значит, судьба у тебя такая – подонка любить, – произносит он и целует меня. Абсолютно не нежно, не бережно. Не жалея. Кусает мои губы, заталкивая язык в самое горло, но даже его грубость приносит невыносимое удовольствие.
Поворачивает меня спиной к себе и бесцеремонно задирает платье. Рывком стягивает кружевные трусики, оставив их болтаться в районе колен, а потом входит. Резко, сразу на полную мощь.