Остальные тридцать два. Полное собрание рассказов - стр. 25

– Пошли, примешь ванну, – настаивал я. – И можешь вести настолько жалобные разговоры, насколько тебе хочется.

– Как ты думаешь, кто был тот коротышка, который разглагольствовал так, будто слишком много знает?

– Понятия не имею, – пожал плечами я. – Но постараюсь выяснить.

– Он на меня тоску нагнал, – пожаловался Эл. – Ладно, пошли.

Пожилой лысый официант отпер дверь и выпустил нас на улицу.

– Как там наступление, товарищи? – спросил он уже на пороге.

– Все нормально, товарищ, – ответил Эл. – Все хорошо.

– Слава богу, – произнес официант. – Мой сын воюет в Сто сорок пятой бригаде. Вы с ней не сталкивались?

– Я танкист, – объяснил Эл. – А этот товарищ снимает кино. Ты не бывал в Сто сорок пятой? – обратился он ко мне.

– Нет.

– Они на Эстремадурской дороге, – сообщил пожилой официант. – Мой мальчик – политический комиссар пулеметной роты. Это мой младший. Ему двадцать лет.

– А вы в какой партии состоите, товарищ? – поинтересовался Эл.

– Ни в какой, – сказал официант. – А мой сын – коммунист.

– Я тоже, – кивнул Эл. – Наступление, товарищ, еще не достигло решающей стадии. Оно идет очень трудно. У фашистов очень сильные позиции. Вы, здесь, в тылу, должны держаться так же стойко, как мы там, на фронте. Возможно, нам не удастся взять их позиции сейчас, но мы уже доказали, что имеем армию, способную наступать, и увидите: она себя еще покажет.

– А на Эстремадурской дороге, – спросил пожилой официант, все еще придерживая дверь, – очень опасно?

– Нет, – покачал головой Эл. – Там сейчас спокойно. Вам незачем волноваться за вашего сына.

– Благослови вас господь, – вздохнул официант. – Спаси и сохрани.

Когда мы очутились на темной улице, Эл сказал:

– Господи Иисусе, какая политическая каша у него в голове.

– Он хороший человек, – заметил я. – Я давно его знаю.

– Да, вроде хороший, – согласился Эл. – Но политически подковаться ему необходимо.

Мой номер во «Флориде» был набит битком. Играл патефон, в воздухе висел дым, на полу играли в кости. Поток желающих помыться товарищей не иссякал, и в комнате пахло дымом, мылом, нестираной одеждой и паром из ванной комнаты.

Испанка по имени Манолита, очень аккуратно и скромно, хотя и не без претензии на французский шик одетая, веселая, обладающая большим чувством достоинства и холодным взглядом, сидела на кровати и разговаривала с английским журналистом. Если не считать патефона, было не слишком шумно.

– Это ведь ваша комната, если не ошибаюсь? – спросил английский журналист.

– Она зарегистрирована на мое имя, – ответил я. – Иногда я в ней сплю.

– А виски чей? – уточнил он.