Осколки - стр. 22
Значит, будет и третий заход. Зенитка не прекращает стрельбу. Мне кажется, частота выстрелов увеличилась – или это только иллюзия? Ведь она – единственное оружие, что защищает от атак не только и не столько наш состав: целый город. Всю Свияту, которой более нечем ответить на атаки двух штурмовиков, лишь пытаться укрыться – где угодно, как угодно. Этому городу никогда не было чем ответить на любые атаки. Свията считается гражданским объектом.
А потому единственное орудие, способное хоть как-то защитить город теперь стремительно удаляется от него. Не прекращая отвечать огнем на огонь неприятеля.
А Свията остается беззащитной – там, позади.
Вопль. Дикий вопль, исполненный какого-то безумного счастья, слышится с головы состава. Не в силах усидеть на месте, мы бросаемся к оконцам теплушки. Всматриваемся, отталкивая друг друга, в небесную синь – единственное, во что мы можем всмотреться. И отвечаем тем же восторженным криком.
С примесью восторженной злости – ведь один из нас по-прежнему лежит на полу в липкой луже темного цвета. И он никогда не увидит того, что видим мы. И это добавляет в наши голоса еще большую ярость, еще больший восторг от увиденного.
Штурмовик, вероятно, слишком близко стал делать разворот. И один из снарядов, выпущенных зениткой, разорвался совсем рядом с левым мотором, изничтожив винт, раздробив крыло. Самолет тяжело заваливается на побитый бок, из которого вырываются, словно разорванные куски красного полотнища, языки пламени и черная копоть дыма. Летчик, невредимый, откинув раму, вываливается из кабины. Штурмовик уходит по широкой дуге из поля нашего зрения, теряется за лесом. Но это не имеет значения, судьба его предрешена. А вот судьба летчика – сейчас решается уже она. И то, как она решается, вселяет в наши сердца тот самый дикий восторг, который исходит неистовыми криками из множества юношеских глоток.
Второй штурмовик уходит, бессильный помочь товарищу. Белый парашют раскрылся подобно блеклому цветку в хрустальной лазури неба. И вокруг него расцветают такие же блеклые цветки, но с примесью желтых и бежевых тонов. Это наша зенитка продолжает стрельбу по зависшему в небе пилоту.
Один, второй, третий, четвертый. И только седьмой выстрел прекращает затянувшееся действо.
Снова слышится восторженный крик, но злобы в нем больше, много больше. И совсем не слышно облегчения, как во время первого вскрика. Что же, война учит именно первому, учение второму дело самих воинов.
Теперь можно сказать, что это наше дело.
Бежевый цветок расцветает на месте, мгновение назад занимаемом летчиком. Разом превращаясь в черно-красный. Парашют, лишенный тяжести, уподобляется белой тряпке, заваливается и планирует уже сам по себе, без драгоценного груза. Теряется в лазури неба.