Осколки - стр. 16
Голосов много, а речь одна. Постепенно она замирает. Сказать больше нечего. Сержант, прохаживающийся меж нами, дает знак отойти от края платформы. И смотрит на часы.
Я снова оборачиваюсь, смотрю на Привокзальную площадь. Но она пуста. Грузовики давно уехали, всего несколько легковых машин припарковано у вокзала. Я смотрю на них и не знаю, жду ли кого-то или уже нет. Странная пустота внутри.
Вдали слышится паровозный гудок. Видимо, литерный.
Нам дается команда строится. Люди на той платформе замолкают, и как и наш сержант, тревожно вглядываются в дымку, поднимающуюся с разогретой земли. Над далекими деревьями, за поворотом виднеются клубы дыма, все приближающиеся к станции. Музыка смолкает. Никто не замечает этого, взоры прикованы к полотну железной дороги, на котором вот-вот должен появиться состав.
Я снова оглядываюсь. Не успела придти. Или помешали придти: родители, обстоятельства, мало ли что. Сейчас неважно. Я расстаюсь с городом один, в толпе новобранцев, меня не провожают с той платформы, мне не машут через закрытые двери зала ожидания. Я не опечален этим. Так и должно быть. Родители мои ушли из этого мира давно, последние шесть лет я жил на попечении тетки, для которой мой отъезд на сборы не стал чем-то из ряда вон выходящим. Она или смирилась или предпочла уединение: за все эти годы мы так и не смогли найти общий язык.
И потому все сказано еще вчера, когда я показывал повестку из военкомата и много говорил, лишними, неумелыми, штампованными фразами о долге. Моя девушка, с которой я попрощался последней, вчера вечером, слушала, кивала, соглашаясь, а как можно не согласиться с неизбежным? – но когда речь зашла о завтрашнем прощании, наступила неловкая пауза, заглушенная кстати словами ее родителей, пришедших не то мне, не то ей на помощь. Пауза все равно сказала куда больше, чем все прежние слова.
Так что я простился со всеми прошлым вечером, мои оглядывания напрасны, сколь я ни пытался убедить себя в обратном. Грусть, легкая, как отзвучавшая из репродукторов музыка, охватывает и относит мысли прочь, заставляя и меня сосредоточиться на приближающемся поезде.
А он уже вышел из-за поворота. В нашей серой толпе слышен ропот разочарования. Заурядная, потрепанная временем «овечка» тянет за собой небольшой состав, вагонов десять теплушек. Первой едет платформа с расчехленной зенитной установкой, наводчиком, подающим и командиром расчета. Эта платформа заставляет меня вздрогнуть. Впрочем, не меня одного.
Я замечаю, как наш сержант, шагая к месту остановки паровоза, внимательно всматривается в деревянный пол платформы, ища что-то. Только чуть позже, я догадываюсь, что именно. Он высматривает стреляные гильзы.