Осколки детства - стр. 4
– Да он умер до твоего рождения! Но если бы успели с лекарством…
Мамины брат и сестра, бабушкины сестры, мамины двоюродные, папины два брата и две сестры, полгорода родни! И все – близко, пешком дойти можно за несколько минут.
Несу подарок двоюродному братишке и твержу в свои три года непонятное слово, которые надо произнести: «Насиназдоровье!» И никто не подскажет, что сказать надо было «носи на здоровье», это ведь были ботиночки.
Через два квартала – мамин брат. К папиным родным ходим вдвоём, а к маминым все вместе. Там сестрёнка, игрушек множество, но за них идёт война. Взрослые не обращают внимания, но дома заставляют меня дарить ей игрушки:
– Она к тебе в гости пришла, гостям у тебя должно быть хорошо, тогда они придут снова!
Вопли о справедливости пресекаются:
– Как она себя ведёт, её дело, а ты должна быть доброй девочкой.
Мы с папой стоим под окном большого дома, куда мама пошла за братиком. Окно высоко, мамино лицо видно еле-еле, но папа такой весёлый!
– Теперь всё будет хорошо, теперь всё в порядке! – И я верю в это безоговорочно.
В белоснежной комнате детской консультации врач улыбается:
– Смотри, какого братика мама тебе в капусте нашла!
– Ничего подобного, какая капуста! Мы его выродили.
Врач кладет Вовку маме на руки, поднимает меня и несёт показывать своим коллегам:
– Нет, вы подумайте! Они с мамой его выродили!
А вот мама обнимает Вовку:
– Ты моё счастье в коробочке…
– И я счастье! И я в коробочке!
– Ланочка, ты просто счастье, без коробочки. В коробочке маленькое счастье.
– И я хочу в коробочке! – И мама обнимает меня. Она только до войны меня и обнимала.
Кто-то сказал из древних: «Пусть прошедшее станет прошлым». Сколько раз я повторяла это! Не становится.
Раннее утро, воскресенье. Мы с Вовкой лежим тихо и ждём, когда папа с мамой проснутся. И вот он, весёлый мамин смех, она после войны никогда так не смеялась. Мы бежим босиком в мамину кровать, она у нас называлась «мамина», хотя была и папина тоже! Четверым в ней тесно, и я верчусь, верчусь, пока папа не встаёт и не уходит, оставив маму нам двоим. И мне так радостно!
Всю жизнь потом эта боль: я сама захотела, чтобы папа ушёл. И он ушёл – навсегда, навсегда, навсегда!
Не становится прошедшее прошлым, Господи, что за наказание – память сердца! А может, это дар?
Осколки возникают сами собой, не выбирая места и времени. Одни уходят в тень, чтобы больше никогда не возвращаться, другие возвращаются снова и снова, как на киноленте, замкнутой в кольцо.
Вот меня ведут в гости не к родным, а к первой моей подружке. Мы познакомились на ёлке и пристаем к родителям, чтобы нас водили друг к другу.