Осколки детства - стр. 18
– Нет! Не-е-ет!
– Отпустите её, сволочи, гады, отпустите её! – кричит младший братишка, и плачет, и бьёт их кулаками по спинам.
От неожиданности они выпустили меня и обернулись удивлённо. Я была спасена! Выскочила на улицу и бежала до самого дома.
Мама опять не заметила ничего.
– Не уехали ещё?
– Нет.
– Не говорили когда?
– Не говорили. Соседка сказала, что они едят очистки от картошки, но не хотят уезжать.
– Бедные дети, станут беспризорниками, хулиганами.
– Они уже беспризорники и хулиганы, – говорю я убеждённо, а мама не понимает ничего!
И снова:
– Пойди посмотри…
– Я не могу больше туда идти!
– Ты просто не хочешь, взрослая девочка, а помощи никакой.
– Мама, не могу, получается, я выгоняю их из собственного дома!
– Ничего подобного, они просто не понимают – в детском доме им будет лучше, их будут кормить и одевать, они будут спать в чистых кроватках…
И я снова иду в эту западню. Нет, в комнату больше не войду, постою во дворе и посмотрю, может, они уехали?
На двери большой ржавый замок, как на сарае. Стою пять, десять минут – никого. И тут из соседних дверей выходит женщина.
– Скажи матери, уехали они. Ключ у меня, пусть приходит.
Я снова плетусь домой. Никакой радости, «детский дом» звучит зловеще, меня всегда им пугали, когда я стояла в углу. Даже облегчения не было, что весь этот недетский кошмар позади. Жалко мальчишек, так жалко мальчишек, особенно младшего.
Сумерки у холодной печки. Мы сидим с Вовиком и ждём, когда вернётся мама. Темнеет, будто кто-то прикручивает фитиль у керосиновой лампы. Впрочем, её у нас уже нет, есть только тряпочка в плошке с жиром, но мама не разрешает нам зажигать её самим.
Мы сидим почти в темноте, притихшие, как мышата. Дверь открывается. Они здесь не запираются вообще, только на ночь мама накидывает крючок, который сделал из гвоздя сосед киргиз.
Это он и пришёл, я знаю, больше к нам некому приходить. Он берёт Вовика на руки, протягивает мне жёсткую ладонь:
– Поднимайся, девочка, пойдём, незачем сидеть в темноте и холоде.
Вовка обнимает его за шею, они такие друзья! Ведь наш сосед – хозяин лошади, и арбы, и жеребёнка. Он обещал выучить Вовку на извозчика, когда тот вырастет во взрослого парня, а жеребёнок – в коня. А ещё он катает Вовку на облучке, даёт подержать кнут, и такое счастье светится на Вовкином лице!
Со мной у него другой разговор, два-три слова за день. Я понимаю, я ведь женщина, он и со своей женой и дочками так разговаривает, а сыновей у него нет.
Сейчас он уводит нас к себе. Пылает очаг, в комнате тепло и светло, жена и все три его дочки ходят вокруг, и чай дымится в большой пиале. Я, как взрослая, сажусь к огню вышивать салфетку, а девушки поглядывают на меня.